Письмо Виверо
Шрифт:
Поэтому мне оставалось только положиться на волю случая, и я решил исходить из того, что баллоны полны наполовину. Баллоны моего акваланга были почти пусты, но те, что у Кэтрин, оставались практически полными, и у меня был небольшой резерв. Я наконец рассчитал, что если мы проведем в пещере три часа, то на декомпрессию понадобится два часа — всего пройдет пять часов с того момента, как мы, нырнув, укрылись от пуль. За пять часов наверху вполне могут произойти какие-нибудь перемены. Я слабо усмехнулся. Никогда не стоит терять оптимизма —
Я посмотрел, сколько прошло времени, и подумал, что моя привычка постоянно носить водонепроницаемые, устойчивые к давлению часы подводника оказалась весьма полезной. Мы находились внизу уже полтора часа, так что, перед тем как покинуть пещеру, оставалось провести здесь еще столько же времени. Я вытянулся на твердых камнях, по-прежнему придавливая шланг, и приготовился к ожиданию.
— Джемми!
— Да.
— Никто раньше не называл меня Кэти — за исключением отца.
— Не надо смотреть на меня как на отца, — сказал я угрюмо.
— Не буду, — пообещала она торжественно.
Свет погас — не после серии последних отчаянных вспышек, как бывает, когда садятся батареи, а внезапно, словно кто-то повернул выключатель. Кэтрин издала испуганный крик, но я успокоил ее.
— Не бойся, девочка! Беспокоиться не о чем.
— Это батареи?
— Возможно, — ответил я, хотя знал, что это не так.
Кто-то выключил свет намеренно, или произошло повреждение цепи. Мы остались в темноте, которая ощущалась физически — влажный черный покров, окутавший нас. Темнота, сама по себе, никогда меня не беспокоила, но я знал, что она порою оказывает необычайное влияние на других, поэтому протянул руку.
— Кэти, иди сюда, — сказал я. — Давай не будем отдаляться друг от друга.
Я почувствовал ее руку в своей.
— Я надеюсь, этого никогда не произойдет.
Потом мы непрерывно говорили, чтобы не чувствовать гнетущей тишины пещеры, — говорили обо всем, о чем только можно говорить — про ее отца и ее работу в колледже, про мои спортивные увлечения фехтованием и подводным плаванием, про ферму Хентри, про Багамы, про мое будущее, про ее будущее — про наше будущее. В этой темноте мы забылись настолько, что поверили в то, будто у нас есть будущее.
Один раз она спросила:
— Откуда взялся этот ветер, который налетел так внезапно?
— Какой ветер?
— Тот, что поднялся перед тем, как мы побежали к сеноту.
Я резко вернулся к суровой действительности.
— Я не знаю. Ридер говорил мне, что неподалеку от побережья бушует ураган. Может быть, он свернул вглубь континента. Насколько мне известно, Ридер постоянно прослушивал сводки погоды.
Авария вертолета и погоня в лесу, казалось, произошли столетие назад.
Я посмотрел на часы, и люминесцентный циферблат призрачно проплыл в темноте. Пришло время всплывать, о чем я и сказал. Кэтрин восприняла это практично.
— Я готова, — сказала она.
Мои губы стали сухими, и я с трудом выговаривал
— Ты останешься здесь, — произнес я.
Я услышал, как она перевела дыхание.
— Почему?
— Воздуха хватит только одному из нас. Если мы начнем всплывать вместе, то оба погибнем. Ты не можешь плыть, поскольку только Бог знает, что творится на поверхности. Даже если Гатт уже убрался отсюда, все равно тебе придется найти детали компрессора, который спрятал Рудетски, и снова заставить его работать. Ты сможешь это сделать?
— Вряд ли, — ответила она. — Думаю, что не смогу.
— Значит, это должен сделать я. Бог свидетель, мне не хочется оставлять тебя здесь, но другого выхода нет.
— Сколько времени тебе потребуется?
— Почти два часа на то, чтобы всплыть, и приблизительно час на то, чтобы собрать компрессор. Ты не останешься здесь без воздуха, Кэти; его тебе хватит на семь или восемь часов.
— Семь часов это слишком много, не так ли? Если ты не вернешься через семь часов, значит, не вернешься совсем. Верно, Джемми?
Она была права — и я знал это.
— Я вернусь гораздо раньше, — пообещал я, но мы оба представляли себе, каковы наши шансы.
Ее голос стал задумчивым.
— Лучше сразу утонуть, чем медленно задыхаться от недостатка воздуха.
— Ради Бога! — воскликнул я. — Ты останешься в этой проклятой пещере до тех пор, пока я не вернусь, ты слышишь меня? Ты останешься здесь — обещай мне!
— Я останусь, — сказала она мягко, а затем внезапно оказалась в моих объятиях. — Поцелуй меня, милый.
Ее губы прижались к моим, и я крепко обнял ее, не обращая внимания на эти чертовски неуклюжие и неромантичные гидрокостюмы, одетые на нас.
Наконец я легонько оттолкнул ее.
— Мы не можем терять время, — сказал я и нагнулся, пытаясь нащупать шланг. Мои пальцы наткнулись на что-то металлическое, со стуком упавшее на камень, и я сжал это в руке, а затем другой рукой нашел шланг. Я опустил маску и нетерпеливо сунул то, что держал в руке, под ремни акваланга. — Я вернусь, — пообещал я и соскользнул в воду, потянув за собой шланг.
Последнее, что я услышал, перед тем как скрыться под водой, был голос Кэти, одиноко звучавший в темной пещере:
— Я люблю тебя — люблю.
2
Шланг длиной около семидесяти футов тянул меня вниз, и я частично потерял высоту, пока добрался до якорного троса, но, схватившись за него рукой, сразу начал подтягивать шланг к себе. Почувствовав сопротивление, я остановился, а затем прикрепил шланг к тросу застежкой от одной из моих ласт. Я больше не нуждался в ластах, а шланг было необходимо закрепить, чтобы избавиться от его тяжести. Сделав это, я медленно поднялся до тридцатифутовой отметки, выпуская изо рта пузырьки воздуха, который освобождался из моих легких с уменьшением давления, и поддерживал свою скорость ниже скорости всплывающих пузырьков.