Питер Пэн и Венди. Дети воды. Ветер в ивах

Барри Джеймс

– А Тони, наверно, не смог бы этого сделать? – робко спросил он.

– Нет, никогда, – убеждённо ответила Мейми. – Он бы испугался.

– А что такое испугаться? – нетерпеливо спросил Питер. Он решил, что испугаться – это очень здорово. – Я очень хочу, Мейми, чтобы ты научила меня пугаться, – добавил он.

– Этому тебя никто не

сможет научить, – ответила девочка. Она сказала это от искреннего восхищения Питером, а он решил, что она считает его слишком глупым. Тогда Мейми рассказала ему о той злой шутке, какую она разыгрывала с Тони в темноте (она прекрасно знала, что это – шутка злая), но Питер опять не понял и воскликнул:

– О, как бы мне хотелось быть таким же храбрым, как Тони!

Мейми потеряла терпение.

– Ты в двадцать тысяч раз храбрее Тони, – сказала она. – Ты самый храбрый мальчик из всех, кого я знаю.

Питер долго не мог поверить, что она говорит это не в шутку, а когда наконец поверил, то закричал от радости.

– И если тебе очень хочется подарить мне поцелуй, – продолжала Мейми, – то пожалуйста, я не против.

Питер неохотно принялся стаскивать напёрсток с пальца. Он решил, что Мейми хочет взять его обратно.

– То есть не поцелуй, – быстро поправилась Мейми, – а напёрсток.

– А что это? – спросил Питер.

– Вот что, – сказала девочка и поцеловала его.

– Что ж, мне бы хотелось подарить тебе напёрсток, – серьёзно сказал Питер. Так он и сделал. Он подарил ей много напёрстков, а потом ему в голову пришла замечательная идея.

– Мейми, выходи за меня замуж, – предложил он.

Надо сказать, как это ни странно, но точно такая идея в то же самое время пришла и к Мейми.

– Я согласна, – ответила она, – но хватит ли в твоей лодке места для двоих?

– Хватит, если сесть поплотней друг к другу, – ответил Питер.

– Наверное, птицы будут недовольны?

На это Питер заверил Мейми, что птицы будут счастливы её принять, хотя я лично в этом несколько сомневаюсь. Ещё он добавил, что зимой птиц мало…

– Правда, – неохотно признал он, – им может понравиться твоя одежда.

Мысль, что придётся расстаться с одеждой, возмутила Мейми.

– Просто они всегда думают о своих гнёздах, – извиняющимся тоном объяснил Питер, – а некоторые кусочки твоей одежды, – он потрогал рукой мех шубки, – просто сведут их с ума.

– Свой мех я не отдам, – решительно сказала Мейми.

– Нет, конечно же нет, – согласился Питер, продолжая, однако, в восхищении его поглаживать. – А знаешь, Мейми, почему я люблю тебя? Потому что ты похожа на красивое гнездо.

От этих слов Мейми почувствовала себя неловко.

– По-моему, сейчас ты говоришь скорее как птица, чем как человек, – сказала она, отступая назад. Питер и впрямь даже походил сейчас на птицу. – В конце концов, – продолжала она, – ты ведь только Серединка на Половинку. – Тут Мейми почувствовала, насколько сильно она его задела, и поспешила добавить: – Но это, должно быть, очень здорово.

– Так пойдём со мной, милая

Мейми, и ты станешь такой же, – упрашивал её Питер. Приближалось Время Открытия Ворот. Они отправились к его лодке.

– А ты совсем и не похожа на гнездо, – прошептал Питер, желая сказать ей что-нибудь приятное.

– Правда? А жаль. Мне бы очень хотелось на него походить, – ответила Мейми с чисто женской непоследовательностью. – К тому же, дорогой Питер, хотя я и не могу отдать птицам свой мех, я бы не возражала, если бы они свили гнездо прямо на нём. Представляю себе: у меня на шее – гнездо с пёстрыми яичками! Как это было бы чудесно!

Когда они подходили к озеру, Мейми охватила лёгкая дрожь.

– Конечно же, я часто, очень часто буду навещать маму, – сказала она. – Я вовсе не собираюсь прощаться с ней навсегда, вовсе нет.

– Конечно не навсегда, – подтвердил Питер. Однако в глубине души он знал, что всё может быть совсем не так, как Мейми думает. И он бы сказал ей об этом, если бы не боялся потерять её. А он очень этого боялся. Она ему нравилась, и он чувствовал, что не сможет без неё жить. «Со временем она забудет свою маму и будет счастлива со мной», – убеждал он себя и вёл Мейми всё дальше и дальше, мимоходом раздавая напёрстки.

Но даже когда Мейми увидела лодку и была поражена её красотой, она продолжала с волнением говорить о своей маме.

– Ты ведь прекрасно знаешь, Питер, что я ни за что бы не согласилась пойти, если бы не была абсолютно уверена, что смогу вернуться к маме, как только захочу. Ведь это так, Питер? Скажи же!

Он подтвердил, что это так, но больше не смел смотреть ей в глаза.

– А ты уверена, что твоя мама всегда будет ждать тебя? – угрюмо спросил он.

– Чтобы – моя мама – меня – не ждала? Как тебе такое могло прийти в голову? – воскликнула Мейми, и её лицо вспыхнуло.

– А она не закроет перед тобой дверь? – хриплым голосом спросил Питер.

– Дверь всегда, всегда будет открытой, – ответила Мейми, – и мама будет ждать меня около неё.

– Что ж, если ты так в этом уверена, – сказал Питер с некоторой жестокостью, – садись в лодку! – И он помог Мейми ступить в Дроздиное Гнездо.

– Но почему ты не смотришь мне в глаза, Питер? – спросила она, беря его за руку.

Питер хотел уйти от её взгляда, хотел оттолкнуть лодку от берега, но потом что-то комом подступило к его горлу, и он, выскочив из лодки, с потерянным видом уселся на снегу.

Мейми подошла к нему.

– Питер, дорогой, что с тобой? – спрашивала она, не понимая, в чём дело.

– О Мейми, – воскликнул Питер, – с моей стороны нечестно брать тебя с собой, ведь я-то знаю, что ты не сможешь вернуться! Твоя мама, – тут комок снова подступил к его горлу, – ты не знаешь их так, как знаю я.

И он рассказал печальную историю о том, как он наткнулся на закрытое окно. Мейми слушала, едва дыша.

– Но моя мама, – возражала она. – МОЯ мама…

– Да, и она тоже, – перебил её Питер. – Мамы все одинаковы. Может быть, она уже подыскивает себе нового ребёночка.