Питер Снелл. Без труб, без барабанов
Шрифт:
После полудня, задолго до соревнований, начинаю томиться у себя в номере.
Эти переживания в спорте — обратная сторона медали. Вы ничего не можете поделать, потому что на карту поставлено слишком многое. В таком состоянии было бы прекрасно ухватиться за мысль, что это всего-навсего игра, однако, когда вы поднялись на такую ступень, где соревнование становится делом личного и национального престижа, болезненные переживания неизбежны.
Я продолжал томиться. Я вспомнил статью в одном американском журнале, где утверждалось, что в сезоне 1963 года
Я томился все больше. Битти побежит сегодня вместе со своими товарищами по команде. Я буду совершенно один. У меня медовый месяц — обстоятельство, которое многие газеты подчеркивали. Кэри Вейзигер, говорят, сказал даже: «Если мы этого парня не сможем побить в его медовый месяц, мы не доберемся до него никогда».
Я томился. Моя подготовленность все еще не та, что должна быть. Битти лучше меня.
Я не был особенно уверен, что предыдущие 5000 м могли истощить его. И не рассчитывал, что Джим Грелле так же сильно хочет обыграть Битти, как я.
Обычно я не смотрю соревнований, в которых мне предстоит выступать. Приезжаю на стадион лишь за час до своего вида, а этого времени хватает только на то, чтобы выбраться на дорожку и провести разминку.
В тот день по дороге не стадион мы включили радио, как раз транслировали открытие соревнований. Играли гимн моей страны. Для меня последний раз это было в Риме, когда я стоял на пьедестале почета. Тогда меня внезапно охватило сильное возбуждение, и теперь, сидя в машине, я испытывал то же самое чувство. Слышать гимн своей страны, исполняемый в твою честь, когда ты далеко от дома, — это очень многое значит, и я приободрился.
На дорожке я все еще нервничал. Я не мог сконцентрироваться на разминке. Обычно я разминаюсь очень энергично. В тот день я чувствовал желание прекратить разминку уже после полумили.
Я смотрел, как разминаются другие. Они бежали раз машистым шагом, выглядели уверенными и ненапряженными. Обычно на поле меня интересуют всякие события, я также всегда приветствую знакомых спортсменов, когда пробегаю мимо них. На этот раз, проходя мимо Битти, я сделал вид, что не замечаю его.
Чтобы «врезаться» в программу телепередач, старт был назначен в строго определенное время.
Нас вызвали на дорожку, представили в индивидуальном порядке зрителям и предложили занять свои места. Мне была любезно предоставлена первая дорожка. Битти встал рядом.
Внезапно получилась накладка. В предшествующей телепередаче «Схватка недели» времени израсходовали больше, чем положено. Оператору приказали оттянуть старт до тех пор, пока телестудия не будет готова. Оператор был хитрый и ловкий парень. Он вылез на середину дорожки и сделал вид, что крупным планом снимает бегунов вдоль линии старта. Когда, наконец, его удалось убрать, уже было все готово. Миллионы телезрителей подключились к состязанию точно в момент старта.
Все это не способствовало моему спокойствию. Однако как только я услышал выстрел, моментально пришел в боевую готовность. В эти считанные доли секунды я привел себя в норму. Усталость исчезла, адреналин сделал свое дело. В первый раз я представил себе соревнование не в мрачных тонах.
Я часто говорю, что в миле первые три круга простая формальность. Состязание начинается на четвертом. То же имело место и в этот раз.
В соревновании бежал «заяц» Джордж Джезапп. Он оторвался от нас на 10 ярдов. И хотя Битти, возглавив преследующую группу, пытался подстегнуть темп, Джордж оставался на своем месте, пока не были пройдены полмили — 1.59,0.
Три четверти мили лидеры прошли меньше чем за три минуты, у меня было 3.02,0. Я бежал четвертым, моя позиция была удобной. Впереди были Вейзигер, Грелле и Битти. Проходя по предпоследнему виражу, я заметил, что могу зажать Битти и предотвратить тем самым его знаменитый спринт за 300 ярдов до финиша. Я подошел слева вплотную к его плечу и не отпускал его ни на дюйм.
Вот и предпоследняя прямая. Грелле хочет обойти Вейзигера. Оба начинают понемногу отрываться. Я смотрю назад влево, чтобы убедиться, что Битти не собирается начать атаку. Тогда я начинаю догонять ушедших двух.
Я достал их в начале последнего виража. В этом месте все эмоциональные напряжения и опасения я выбросил прочь, начав сокрушающий финальный рывок. Ни когда раньше не спринтовал так, как в этом забеге. Я летел по виражу в полном забытьи.
Выйдя на прямую, я решил рискнуть и обернулся. За моей спиной была 10-ярдовая брешь. Я был поражен. Остальные бегуны, казалось, тащились пешком.
Я продолжал энергично работать всю прямую, хотя, может быть, на последних ярдах чуточку сбавил. Соревнование к этому времени было уже выиграно.
Благодаря бодрящему чувству полной победы я разорвал ленточку почти совсем свежим. Здесь, должно быть, замешано явление психического порядка. Если бы соревнование такого рода закончилось поражением или отчаянной борьбой за победу на финише, я был бы близок к истощению. Тогда же я был свежим, как яблоко, только что сорванное с дерева.
Я закончил бег в хаосе. Официальные представители, репортеры с микрофонами, рев на трибунах, речь где-то рядом со мной — все перемешалось. Прошло несколько минут, прежде чем я смог освободиться.
Я отправился искать Салли. Помню, как Битти, проходя мимо меня с опущенной головой, вяло притронулся к моей руке. Я не видел его потом до следующего дня.
Из будки для журналистов прибежал посыльный. Меня кто-то вызывал к телефону. Я помню, как бежал вверх по крутым ступеням. Звонил Гленн. Он смотрел состязание по телевидению, и его восторгу не было границ.
— Мое время — 3.54,9. Вейзигер показал 3.57,3, Битти — 3.58,0 и Грелле — 3.58,0. Я пробежал лучше американского рекорда и не достал лишь 0,4 секунды до собственного мирового.