Плацдарм
Шрифт:
В землянке старца они пробыли очень недолго, взяв два заготовленных мешка — хорошо ложившихся на спину, и ухватистых.
Сейчас мы пойдем на их капище, и ты увидишь — что тут делают с гостями.
Потом пойдем через Ручей Леших, и испортим за собой мост. А потом — старик многозначительно умолк
К капищу они вышли спустя час — небо уже начало розоветь. Похоже исчезновение Костюка до сих пор не обнаружили.
Найарони скептически осмотрел деревянный частокол, украшенный резными звериными мордами. Обычное, ничем не примечательное капище местного народца, какие Алексею уже приходилось
— Ты не чувствуешь ничего? — осведомился Найарони.
Они ведь смотрят… Они очень старые, и когда-то им молились другие народы… Им сейчас горько, что истинной памяти о них скоро вообще не останется…
И закончив эту непонятную тираду, решительно шагнул вперед, сделав магический знак от зла.
— Те что владычат на небе, те, что пребывают в воздушном океане, те, что плавают на водах, те, что пребывают на земле, и те, кто ушли под землю — да охранят нас от беды! — сурово вымолвил он.
Костюк вошел за ограду следом за ним и замер…
На площадке были свалены человеческие кости вперемешку с костями собак. Поверх лежали несколько трупов с которых еще не совсем слезла плоть.
Ну, убедился? — взвизгнул Найярони.
Костюк промолчал, продолжив путь.
Погоня появилась за их спинами, уже после того как они пересекли ущелье, обрубив за собой подвесной мост.
Стрела, выпущенная из составного лука из лосиного рога, гулко просвистев, ударила в дерево рядом с ним.
И кидаясь в темную чащу, вслед странному старику, Алексей в очередной раз понял, почуял — смерть прошла стороной.
Предзнаменования
Октябрьск. Махаловка, она же Четвертый квартал
Хорошо нам сидеть за бутылкой вина, И закусывать мирным куском пирога— Ну, стало быть, товарищ Куликовский, тут и обмоем твои звездочки! — бросил невысокий горбоносый капитан-чеченец с петлицами артиллериста, отодвигая ветхую вытертую парчовую занавеску. — Здесь как раз стол подходящий.
Следом за ним ввалились остальные — люди в стандартной пятнистой форме, ставшей уже привычной в здешнем мире. Лишь разноцветные петлицы с эмблемами указывали на род войск: военврач, двое общевойсковиков, танкист.
…Заведения эти с некоторых пор в изобилии появились у стен бывшего проклятого города — ныне столицы территории в три с лишним миллиона квадратных километров.
Кое-как подлатанные стены и навешанные двери, а то и войлочный или кожаный занавес, грубый очаг или сложенная во внутреннем дворике каменка, стойка или три-четыре столика из горбыля — для пришельцев. (Местные давно обходятся принесенной с собой кошмой или без затей устраиваются на полу).
Нехитрая закуска вроде похлебки из бараньих голов или провяленной сухими степными ветрами конской колбасы и много хмельных напитков — эля, молочной араки, кумыса или вина.
Кто-то из военных переводчиков по своей образованности дал таким заведениям прозвище — «кантина» и оно прижилось,
Говорили, что комендант Капустин собрался было издать приказ о строгом запрещении солдатам и офицерам посещать подобные места, но поскольку было неизвестно, как их назвать, то приказ так и остался ненаписанным: уставная прямолинейность капитулировала перед филологией.
Но и без солдат хватало там гостей, и гости эти говорили на десятке наречий.
Ибо так незаметно получилось, что прежде мертвый город быстро и незаметно стал солидным перекрестком караванных путей.
Хотя пути эти были и не самые короткие, тем не менее, многие купцы и караванщики предпочитали спрямить путь на несколько сот верст, но при этом не страшиться нападения разбойников, поддержанных магами-изгоями. Ибо всех лихих людей пришельцы разогнали аж на расстоянии трех переходов от границ бывших земель поклонников Шеонакаллу.
Приходили сюда и степняки — обменяться товаром да выпросить подарков у пришельцев. А раз пришли, почему бы не поторговать с купчинами иноземными?
Не продать им отличную сталь, какой чужинцы одаривают своих союзников или еще какие редкости, например, чудесные амулеты, указывающие время, какие сильные, но глупые гости отдают всего за три-четыре ночи с жаркой степной девой.
Может быть, с точки зрения безопасности следовало бы уговорить кочевников собираться где-нибудь в другом месте, и запретить караванам ходить через Октябрьск, или хотя бы брать пошлину с них. Но запрещать не хотелось, поскольку все директивы предписывали поддерживать с аборигенами максимально дружественные отношения, а что до взимания пошлины, то решительно непонятно было, кому этим заниматься?
Мельвийцы было предложили взять это дело на откуп, но административный отдел штаба не согласился, дальновидно предположив, что деловитые вассалы обдерут торговый люд как липку, а виноватыми окажутся земляне.
Официально бывшее предместье именовалось Четвертым кварталом, хотя мало кто, включая и аборигенов, иначе как Махаловкой его не именовал. Откуда пошло название, было непонятно. То ли от сочетания извечного названия таких гнилых слободок — Нахаловка, известного нынешнему поколению, слава Богу, лишь из книг, с названием видного хулиганского московского района — Малаховки. То ли причиной стали выставленные номадами в большом количестве шесты с длинными лентами и пучками конского волоса, которыми день-деньской размахивал прилетающий с гор ветер.
Но, так или иначе, название это прижилось.
Первыми жителями Махаловки стали именно степняки, по разным делам зачастившие в Октябрьск. Не то, чтобы их не пускали внутрь, упаси Боже, просто обычай запрещал вольным пастухам пребывать за стенами дольше одного дня и одной ночи.
Затем потянулись купцы. А как же купцу и прочему проезжему люду без постоялого двора, да корчмы при нем?
Благо старых ничейных домов было в избытке — занимай любой и обустраивайся.
Очень быстро непонятно откуда (и в самом деле непонятно) заброшенные сады и виноградники в окрестностях населили земледельцы, и на возникшем тут же базарчике появилось вино, изюм, а также мутный крепкий фруктовый самогон.