Плач домбры
Шрифт:
Под охраной сарышских джигитов счетчики один за другим разъехались по разным землям. Бей посмотрел каждому вслед, усмехнулся исподтишка и погладил короткую, тщательно подстриженную бороду.
Разумеется, отправил он гонца и к Юлышу. Видать, своевременное предупреждение было оценено по достоинству, и старая обида наконец пригасла, гордый турэ Голубого Волка повернул коня к кочевью бея.
Торжествуя, но затаив свою радость поглубже, бей вышел навстречу гостю, который был на десять лет моложе его, взял из его рук повод
Первое, что он заметил, — Юлыш приехал без всяких подарков. Такой поступок богатого, известного своей щедростью турэ конечно же царапнул самолюбие Богары. Он-то думал, что бею, чином-достоинством его повыше, Юлыш выкажет свое почтение. А гость хоть бы ради приличия улыбнулся — нет, процедил сквозь зубы два слова поздравления, обнял коротко и заговорил о погоде. Словно каждую неделю встречался с беем. А ведь четыре года прошло, как он последний раз приезжал сюда, еще перед той проклятой барантой. Выходит, прячет что-то за пазухой усергенский турэ, уж не острый ли нож?
Богара, подавив раздражение, продолжал следить за долгожданным гостем. Большой, высокий, широкоплечий, Юлыш стал еще величественней, еще степенней. В самом расцвете сил, в самом что ни на есть львином возрасте мужчина. Острый, смелый взгляд пронзает собеседника, доходит до самого сердца.
Богара, любуясь им, даже про обиду забыл.
— Аб-ба, не сглазить бы, Юлыш-турэ, я уж подумал, не Урал-батыр ли проснулся, из чрева гор вышел, — в восхищении сказал он. — Проходи, брат, добро пожаловать. — И широким жестом пригласил в белую юрту.
Как бы ни тщился Богара держаться чинно и степенно, как положено вельможному бею, но перед Юлышем надменность его сразу привяла. И даже слова невольно начал подбирать такие, чтобы пришлись гостю по сердцу, подняли его настроение. Однако Юлыш этого не замечал, разговор сразу повел о том, о чем, видать, надумал еще раньше:
— Я вот что хотел спросить, бей-агай, с чего это Орда принялась наших людей считать? Что за причина?
— Причина… Так ведь всюду, во всех странах так делают. Обычное дело, ничего удивительного… — сказал хозяин, решив мнение свое сразу не высказывать.
— Ничего удивительного? А зачем тогда гонцов посылал? Когда ходите, мол, полы подбирайте. Это как понять?
Да, с этим в прятки не поиграешь, ждет, чтобы все по его было, в открытую — хлеб-соль ешь, правду-матку режь. Кто знает, может, и встанет в будущем рядом с ним, плечом к плечу? Вудет ему соратником, правой его рукой.
— Выходит, намек-то мой понял? — усмехнулся Во-тара, — Орде войско нужно, оттого и перепись эта. Сегодня мальчишке двенадцать, а через пять лет семнадцать, уже воин, оружие в руках может держать. Случись война, только и нужно, что в каждый род послать ярлык: пусть столько-то воинов
У Юлыша бровь переломилась пополам.
— И я так думал… — сказал он после недолгого молчания. — Афарин, бей-агай, святое дело сделал, что прислал гонца. — Скупая улыбка чуть разгладила лицо. И, освобождаясь от чувства тяжелого сомнения, он добавил — Ай-хай, умный же ты совет дал!..
За едой разговор долго крутился вокруг скота, хлопот по зимовке, наконец опять вернулся к козням Орды.
— Нет в мире покоя, Юлыш-батыр. Тохтамыш за Хромым Тимуром тянется, его превзойти тужится. Оттого и нужда в войске, заранее пекутся о пополнении.
— Нам от любого из них только вред один, пользы никакой. Когда львы из-за добычи сцепятся, мелкому зверю, вроде нас, лучше под ногами у них не путаться, раздавят. Я думаю… — Юлыш, словно бы в сомнении, говорить или нет, посмотрел хозяину в глаза.
— Слушаю, — сказал бей. Почувствовав, что гость собирается сказать нечто важное, опустил взгляд на ковер. Он все еще остерегался быть откровенным до конца.
— Я вот о чем хочу сказать, агай… Отчего бы нам о торговле с русскими не побеспокоиться?
— Придет день, побеспокоимся. А пока эту мысль даже от самого себя подальше спрячь. Вот подкопим силенок, оглядимся-осмотримся, тогда и отправим послов, — сказал Богара, а сам про себя еще раз подивился уму и дальновидности Юлыша.
— Ну, тысячу лет тебе жизни! — покачал головой Юлыш. В глазах его опять сверкнули искры, и он открыл еще одну заветную свою мысль: — Если хан уже сейчас печется о войсках, значит, и мы можем открыто, не таясь, обучать джигитов военному ремеслу?
— Тут уж каждый пусть сам соображает. Слишком заноситься тоже не дело. У ордынцев глаз острый, ухо настороже. Истолковать могут по-всякому.
— Верно говоришь. Еще и продажные шкуры есть, вроде свата твоего Байгильде. Тоже все высматривает…
— Не бойся, далеко не разбежится, — отрезал было Богара и хотел разговор свернуть на другое, но не таков Юлыш, чтобы слово, которое уже на кончике языка, обратно сглотнуть.
— Неужто управы на этого вора нет? — снова нахмурился он. — Всех вокруг истерзал.
— Баранта — из дедовских времен обычай, как ее остановишь? Твои парни тоже его табуны угоняли. От мести месть множится…
— Будто мы это начали! Если бы ту нашу девушку можно было оживить — все пятьдесят его лошадей вернул бы, еще и своих сто добавил! — Юлыш поник головой. — Безвинный ведь жаворонок была, только-только взлететь собиралась, крылья расправила — сгубил ваш злодей!
— Что я могу сказать? Хочешь, выберу из наших девушек самую красивую и твоему ли брату, другу или родственнику без всякого калыма отдам? Лишь бы кончилась вражда между нами.
— Эх, Богара-агай! Разве в калыме дело? Женой Хабрау должна была стать Энжеташ. Сломали бедному сэсэну крылья.