Плач к небесам
Шрифт:
Она закрыла ладонями его рот. Тонио изумленно посмотрел на нее, а потом отвел ее руку.
– Нет! – покачала головой Кристина. – Тогда бы мы вообще никогда не встретились. И я клянусь тебе всем, что для меня священно, что твои враги – это мои враги, и те, кто ранит тебя, ранят меня. Но ведь ты говоришь не о мести, а о смерти. Ради этого ты собираешься покончить с собственной жизнью. Гвидо знает это. И я знаю. А все почему? Потому что этот человек должен знать, ведь так? Он должен знать, что это ты пришел убить его после всего того, что он с тобой сделал. Он должен знать, что это ты!
– Да, ты права, – мягко ответил он. – Это правда. Ты сформулировала это лучше и проще, чем мог бы сделать я.
Много времени спустя, когда Тонио решил, что, выплакав все слезы, Кристина заснула, переплетясь с ним горячими и влажными руками и ногами, он тихо выскользнул из ее объятий, осторожно поправил подушку у нее под головой, пошел в мастерскую и, сев у окна, устремил глаза на мелкую звездную россыпь.
Стремительный ветер уже разогнал дождевые облака, но город все еще блестел, омытый дождем, и казался таким прекрасным при лунном свете. Сотни огоньков мерцали на балконах и в окнах, в щелях разбитых ставен на всех этих узких улочках внизу, под сверкающими крышами.
Он подумал: поймет ли она его хоть когда-нибудь? Если он отступит сейчас, это будет означать, что он отступил навсегда. А как он сможет жить с этим ощущением собственной слабости, с признанием этого жуткого поражения, с осознанием того, что он позволил Карло так искалечить и разрушить его жизнь, а после этого оставил его жить как ни в чем не бывало?
Перед его глазами всплыл дом в Венеции. Призрак жены, которой он никогда не знал, и кучка детей-призраков. Он увидел огни над каналом и сверкающее палаццо, медленно исчезающее под водой. «Почему это сделали со мной!» Ему хотелось кричать, и вдруг он почувствовал, что Кристина стоит рядом, сбоку от него.
Она прислонилась к его плечу своей маленькой головкой, и Тонио, заглянув девушке в глаза, вдруг испугался, что пропустил какой-то важнейший момент своей жизни. Наверняка он совершил когда-то ужасное зло, ведь иначе этого просто не могло случиться! Такое не могло случиться с Тонио Трески, рожденным для стольких великих дел!
Бредовые мысли.
Ужас этого мира как раз и заключался в том, что тысячи злодеяний совершались теми, кто никогда не был ни обвинен, ни наказан, и рядом с величайшими обещаниями никогда не было ничего, кроме несчастья и нужды. Детей искалечили для того, чтобы сделать из них хор серафимов, и их пение стало плачем, обращенным к небесам, – к небесам, которые их не слышат.
А с ним самим все это произошло по чистой случайности – чудесной случайности – только потому, что в одну далекую зиму он пел по ночам на узких улочках Венеции, обнажая свое сердце под такими же, как эти, звездами.
«И все же, если предположить, что все так, как сказала она…»
Он стоял в темноте и смотрел на нее, на изгиб ее головы, на голые плечи под свободно накинутым покрывалом, а когда Кристина подняла на него глаза, он увидел белизну ее лба и темные очертания лица.
«Если предположить, что это действительно возможно… Что где-то на краю земли, на блистающей окраине своего собственного мира, они могли бы жить вместе и любить друг друга, а все остальное – то, что дано другим, – пропади оно пропадом!»
– Я люблю тебя, – сказал он и подумал: «И ты почти заставила меня в это поверить».
Голос его дрогнул. Ну как он может бросить ее? Как он может бросить Гвидо? Как он может бросить самого себя?
– И когда ты уезжаешь? – спросила Кристина. – Если уж ты решил так поступить и ничто на свете не может тебя остановить…
Тонио покачал головой. Только бы она ничего больше не говорила! Она еще не приняла это, нет, еще не приняла, и по крайней мере в этот миг ему было невыносимо слышать, что она притворяется. Последнее представление оперы должно было состояться на следующий день. И хотя бы это время у них еще оставалось.
7
И вот пришло время заключительной скачки. Лошади рвались вперед, врезаясь в толпу, подминая под себя зрителей, и хотя в воздухе стояли пронзительные крики, ничто не могло остановить их стремительное движение в сторону площади Венеции. Мертвых и раненых тут же уносили прочь. Тонио, стоя на вершине трибуны, прижимал к себе Кристину и смотрел на площадь, где на головы взмыленных, обезумевших животных набрасывали серые тряпки.
Тьма медленно опускалась на крыши домов. Начинался великий завершающий ритуал карнавала, знаменующий последние часы перед наступлением Великого поста: мокколи [42] .
42
Moccoli – мн. от moccolo – маленькая свеча, огарок (ит.).
Свечи повсюду.
Они появились в окнах вдоль узкой улицы; они появились на крышах карет, на концах шестов, в руках женщин, детей и мужчин, сидевших у дверей… и вот уже вокруг мерцали тысячи и тысячи свечей. Тонио быстро схватил огарок у стоявшего рядом с ним человека и коснулся свечи Кристины, ибо кругом уже раздавался зловещий шепот: «Sia ammazato chi non porta moccolo» – «Смерть тому, кто не несет свечу!»
Тут же какая-то темная фигура метнулась вперед и задула свечу Кристины, хотя она и пыталась прикрыть пламя рукой. Раздался крик: «Sia ammazata la signorina!» [43] Тонио тут же зажег ее свечу снова, а затем, прикрывая собственный огонек от того же шельмеца, сильным выдохом из своих мощных легких задул его свечу и произнес то же проклятие: «Sia ammazato il signore!» [44]
43
Смерть синьорине! (ит.).
44
Смерть синьору! (ит.).
Вся улица внизу стала морем тускло освещенных лиц. Каждый пытался защитить пламя своей свечи и в то же время задуть свечу у другого.
«Смерть тебе, смерть тебе, смерть тебе…»
Взяв Кристину за руку, Тонио повел ее вниз по ярусам трибуны, задувая слабые огоньки направо и налево, а люди вокруг пытались ему отомстить. Проскользнув в самую гущу толпы, Тонио притянул Кристину к себе под мышку. Он мечтал о какой-нибудь боковой улочке, где они могли бы перевести дыхание и снова начать ту маленькую любовную игру, какой мучили друг друга весь этот день, перемежая это вином, смехом и почти отчаянной бравадой.
Сегодня вечером оперное представление должно было быть коротким и закончиться до двенадцати часов, то есть до начала Пепельной среды [45] , и сейчас он не думал ни о чем, кроме звездного неба и обволакивающего океана тоненьких огоньков и шепота вокруг: «Смерть тебе, смерть тебе, смерть тебе…» Тут его пламя погасло, и у Кристины тоже. Девушка ахнула, но в этот момент Тонио, которого пихали и толкали со всех сторон, прижал ее к себе и раскрыл ее губы своими, не обращая никакого внимания на то, что их свечи погасли. И толпа понесла их, повлекла за собой, словно морская волна.
45
Пепельная среда – день начала Великого поста (у католиков).