Плач к небесам
Шрифт:
Карло ласково поцеловал его в лоб.
– Но что ты мог сделать, братишка?
Он и не ждал ответа. Снова открыл книгу и провел рукой по расплывающимся строчкам. «Буря» – было написано там по-английски, а затем шел текст, напечатанный в две колонки. Карло снова перешел на ритмический шепот:
– Отец твой спит на дне морском [24] …
И когда он поднял взгляд, то, похоже, присутствие Тонио его не обрадовало.
«Но отчего это? Что ты видишь? Неужели ты презираешь меня?» – думал Тонио. Атмосфера разрушения давила на него, он задыхался от пыли и с трудом мог вдыхать ту вонь, что исходила от всего гниющего и разлагающегося в этой комнате.
24
Цитата из пьесы У. Шекспира «Буря». Действие I, картина 2-я. (Пер. М. Донского.)
Но брат не отводил взгляда. В его черных глазах появилось странное выражение.
– Первое дитя любовного союза, – прошептал Карло, – дитя, рожденное на пике страсти. Как говорится, благословенный первенец. – Тут его брови нахмурились, а уголки рта опустились. – Но я был последним отпрыском своих родителей, и мы ведь очень похожи. Но на сей счет нет никаких правил, не так ли? Первое дитя, последнее дитя… Ну не считая отцовского чувства к своему первому ребенку!
– Простите, синьор, но я не понимаю, о чем вы.
– Да, конечно. А почему ты должен меня понимать? – продолжал Карло прежним ровным тоном, в котором не было ни малейшей враждебности.
Он посмотрел на Тонио с удивлением, но в то же время так, словно ему было приятно на него смотреть. Однако Тонио под его взглядом внутренне съежился и почувствовал себя несчастным.
– А это ты понимаешь? – повысил голос Карло. – Оглянись вокруг!
Снова послышался угрожающий звук – как будто крик ярости рвался из его груди.
– Синьор, прошу вас, позвольте мне прислать слуг, чтобы прибрались здесь…
– О, неужели ты им прикажешь? Ты ведь хозяин тут, правда? – Голос стал еще более резким.
Тонио взглянул брату в глаза и, прочтя в них лишь оскорбительную насмешку, беспомощно отвел взгляд.
– Нет, братишка, ты в этом не виноват, – внезапно сказал Карло. – Знаешь, в тебе есть что-то царственное, – продолжал он как будто с искренней нежностью. – Как он, должно быть, любил тебя. Но, осмелюсь сказать, будь я твоим отцом, я бы любил тебя не меньше.
– Но подскажите, синьор, как нам теперь полюбить друг друга?
– Я люблю тебя, – прошептал Карло. – Однако позволь мне на этом остановиться и не сказать то, о чем впоследствии я буду сожалеть. Видишь ли, я все еще никак не могу здесь освоиться. Как будто вернулся лишь для того, чтобы обнаружить, что я мертв и всеми похоронен, так что мне остается только бродить по этому дому, словно привидение. А в таком состоянии недолго дойти до мыслей и слов, которые окажутся просто дьявольскими.
– Тогда уйдите отсюда, пожалуйста. Пожалуйста… Его покои на втором этаже, синьор, вы можете занять их…
– Так ты отдаешь их мне, братик?
– Синьор, я не хотел сказать, что я вам их даю. Я не хотел хоть каким-то образом проявить к вам неуважение. Я просто имел в виду, что вы, конечно, можете их занять.
Карло улыбнулся и, демонстративно закатив глаза, уронил книгу на стол. А потом грубо схватил голову Тонио обеими руками.
– Ну почему ты не оказался каким-нибудь испорченным и наглым мальчишкой? – прошептал он. – Тогда я смог бы и дальше проклинать его за то, что он так избаловал тебя.
– Синьор, ни к чему говорить о таких вещах. В противном случае нам не ужиться вдвоем.
– А еще ум, мудрость и храбрость, да, храбрость. Вот чем ты обладаешь, братишка. Сам пришел, чтобы поглядеть мне в глаза и поговорить со мной. Минуту назад ты просил надоумить тебя, как нам полюбить друг друга?
Тонио кивнул. Он знал, что, если попытается сказать что-нибудь, голос не послушается его. Этот человек, крепко стиснувший его, был так близко. Медленно наклонившись вперед, Тонио коснулся губами щеки брата и услышал, как, обнимая его, Карло снова вздохнул.
– Все это слишком тяжело, – сказала Катрина. Время перевалило за полночь, и дом погрузился во тьму, не считая той комнаты, мимо которой он проходил. По резкому, без полутонов, голосу Карло Тонио догадался, что брат выпил вина.
– Но ты вернулся богатым, ты все еще молод… И боже мой, неужели в этом городе мало того, что может удовлетворить тебя и без жены и детей? Ты свободен…
– Синьора, мне осточертела свобода. Я знаю, что все можно купить. Да, богатый, молодой и свободный, и целых пятнадцать лет я был таким! Но скажу вам: пока он был жив, то был огонь Чистилища, а сейчас, когда он мертв, это адский огонь! Не говорите мне о свободе! Разве я не искупил свою вину достаточно, чтобы теперь жениться и…
– Карло, ты не можешь идти против его воли!
Смуглолицые слуги подметали коридоры. Какие-то молодые люди болтались у дверей покоев Андреа. Марчелло Лизани приехал с утра и теперь завтракал с Карло в столовой.
– Войди, Тонио!
Увидев проходящего мимо дверей брата, Карло махнул рукой и резко поднялся. Стул заскользил по выложенному плиткой полу. Но Тонио, быстро поклонившись, поспешил прочь. А войдя наконец в свою комнату, молча прислонился к двери и какое-то время стоял там, точно обрел убежище.
– Не смирился, нет, все еще не смирился, – покачала головой Катрина, сузив на миг голубые глаза.
Она пришла к Тонио проверить уроки. Просмотрев, вернула их Алессандро. В кожаной папочке у нее лежали бумаги, в которых были расписаны грядущие расходы: сколько заплатить кухарке, сколько – лакею, сколько – учителям, сколько отложить на еду и что там еще понадобится.
– Но ты должен сносить это молча, – сказала она, кладя ладонь на руки Тонио. – Не провоцируй его.
Тонио кивнул. Потерянный и расстроенный Анджело, сидевший в другом конце комнаты, то и дело поглядывал на них, отрываясь от своего требника.