Плач стали
Шрифт:
Худшей бедой оказалась сестрица Лана - пацана отчётливо к ней тянуло. Да и она постоянно обнаруживалась в поле зрения, чем бы я ни занимался. Лана симпатичная стройная девчонка с льняными волосами до плеч, пронзительно синими глазами, постоянно сильно отвлекала. Видеть её и думать, что мстить придётся и за неё... если бы Горик знал всё тогда, он бы схватил её и увёл, не взирая на шансы выжить в лесу. Но я-то не мальчишка. Знаю про потайной ход, этот пацан тем путём однажды унёс ноги, потому что кто-то встретил смерть в воротах. Чтобы смогли убежать мама и Лана, в этот раз я пойду с батей и братьями.
Только я серьёзно опасался, толку от этого будет немного. Нет, я всё понимал - боги
Глава 3
Тяжёл отцовский меч мальчишеским рукам,
Но худенькие плечи не согнутся
Под плетью уготованной рабам.
Зовёт сестра, рыдает мать - герой не смеет оглянуться.
Средь тел отца и братьев он лежал,
Из ран ужасных кровью истекая...
Ах, мама, я бы убежал,
Но не живут герои, убегая.
Родимый дом в огне, и пенится прилив
От крови красный в мареве закатном.
– Запомни эти паруса! Ты будешь жить,
Сколь не покроешь долг свой неоплатный!
Твой путь кровав, твоя подруга месть,
Нести погибель твой удел вовеки!
–
То ангел смерти нёс благую весть
Тому мальчишке, выбрав человека.
Он избран и без жалости разит
Проворен и послушен меч отцовский,
Но рекам крови пламень не залить
Родного дома, жжёт огонь бесовский.
Безлюден, холоден чертог
Души его опаленной по краю,
Когда шагнул мальчишка за порог,
В ручонках тряских грозный меч сжимая.
Первую ночёвку в посёлке я не запомнил, от впечатлений вообще ни о чём не думалось, а ко второй отнёсся уже серьёзней. Мне часто приходилось слышать об "осознанном сновидении", о методиках абстрагирования от собственного тела... блин, да мне и делать ничего не надо - изначально абстрагирован дальше некуда! С этим, конечно же, нужно бороться, но и грех не использовать. Начал с насущного - с осознания предыдущей жизни Горика, будто лазил по фото-видео архивам.
Сразу получил побочку, по аналогии с воспоминаниями Горислава сознание заносило в собственную прошлую жизнь, и оно принималось осознавать то, что я старательно старался совсем забыть. В принципе, я понимал, что это объективный процесс слияния, жить гостем в собственном теле или делить себя на конфликтующие части - клиника без обжалования. Главное, я понимал, предельно ясно осознал, что всё скоро закончится. Я ж забывал войну, неудачную любовь, приют, гибель родителей, чтобы эти воспоминания не мешали жить. Но такие уж у меня перспективы, что сейчас это может помешать мне жить в самую последнюю очередь, так отчего же нет? Какого икса я, собираясь на смерть, убегаю от прошлой жизни?
Горик привычно укладывался, засыпал, и я отстранённо, через восприятие мальчишки-язычника, с его простой и ясной позиции сводил счёты и раздавал долги. Наверное, я рисковал, дурацкая моя особенность в самые важные моменты "думать не о том", но всё-таки угадал верно - немного разобрался в себе и день Х встретил с чистой душой, неотягощённой виной и обидами, смог действовать спокойней, рассудочней. Первым делом поздравил себя с обретением новой уникальной способности - обычным порядком это потребовало бы несчётных часов самопогружения или привело бы к нервному срыву, а так всё прошло быстро и во сне, не пришлось тупить и терзаться наяву.
В последнее утро проснулся, словно от толчка, от мысли "сегодня". Немного смущало, что мысль эта не вызывала никаких отрицательных эмоций, напротив - с тем же примерно чувством я встретил свой последний день в приюте. Было страшновато-весело, интересно и просто неприлично радостно. Попытки настроиться на торжественный, героический лад успехом не увенчались - я как со стороны отметил, что нетерпеливо приплясываю на месте, умываясь, собираясь. Вот такая я, оказывается, бесчувственная скотинка. Немного взял себя в руки лишь за завтраком, тому обязывали правила приличия, да и родные лица напомнили кое о чём.
Принял отрешённый, меланхолический вид, отвечал невпопад или совсем не отвечал и добился своего - батя с братьями собрались в кузницу, а меня и звать не стали. Сегодня изнуряющие тренировки в мои планы не входили, да и простился я уже со всеми... почти. Мама велела принести воды, а потом отпустила играть. Во дворе забрался по стволу клёна, семейной гордости, на крышу сарая и предался медитации, любуясь солнечными бликами в волнах под лазоревым небом. Главной своей задачей тогда я считал не настроиться на бой, а не перегореть - меня всё больше забирало лихорадочное нетерпение. Я и то едва сумел усидеть на месте, а пацан бы точно не смог ничего не делать и стараться ни о чём не думать, если б ему и в самом деле нечем было бы заняться. К счастью загодя предусмотрительно стянул в кузнице нож и чурочку - в хомячестве наши с Гориком наклонности удачно сложились и усилились - руки и мозги получили общую задачу выстрогать что-нибудь полезное, так что до обеда организм меня от медитации не отвлекал... ну, один раз спустился попить квасу и два раза в кусты сбегал. Сидел в тени клёна, строгал деревяшку, любовался небом и морем, не забывая, впрочем, бдительно следить за окрестностями. Улицы посёлка пустовали, жители занимались обыденными делами, ребятня убежала купаться. По двору, озираясь, прошла Лана, кого-то выглядывала, этот кто-то едва удержался, чтоб не спуститься к ней с крыши. Она ушла, наверное, играть с подружками. Шоркал ножик, жужжали мухи, сонно ляскали пастями псы - так и запомнились мне мгновения ожидания.