«Пламенные моторы» Архипа Люльки
Шрифт:
А что-то внутри подсказывало: «Да не от трудностей, а от несправедливости».
…Глаза начальника главка смотрели холодно, отчужденно.
– Министра из-за вас вызвали в Кремль.
Люлька сидел молча, сцепив пальцы на зеленом сукне стола. Ему дали понять: «Неприятности с АЛ-5 могут плохо кончиться. На двигатель возлагались надежды, а что вышло? Пришлось снять с разработки два самолета».
Разнос продолжался долго.
– Что думаете делать?
– Хочу просить отпуск.
– Что?!
И все началось сначала… Архип Михайлович мрачный и задумчивый спустился по широкой
Он сидел поздним вечером в полутемном кабинете, боясь пошевелиться: болела поясница, радикулит, прихваченной в холодах эвакуации, разыгрался не на шутку. Любое движение вызывало острую боль.
Перед ним разложены листы голубой миллиметровки с графиками. Вот профили полетов МиГов, а вот Ил-46. Четкие линии то взбираются на верхние ступени квадратов, то спускаются книзу. А вот графики работы его двигателей в тех же вылетах. Здесь, в этой точке, летчик резко потянул на себя ручку газа, уменьшил подачу топлива, и МиГ начал планировать. Камера сгорания погасла. С этим дефектом уже разобрались и устранили его. Но ведь и МиГ сплоховал. На малой скорости планирования потерял управляемость… Крыло-то малой площади, скошенное под сорок пять градусов.
Самолет Ильюшина Ил-46 с двигателями АЛ-5. Август 1950 года.
Первым поднял самолет в воздух В. Коккинаки.
На самолет Ильюшина Ил-46 установили двигатели АЛ-5 уже без дефектов камеры сгорания. И они успешно работали, погасания не наблюдалось.
Летчик-испытатель Коккинаки отметил устойчивую работу двигателей. Но этот самолет с прямым нестреловидным крылом из-за срывных явлений на крыле не мог развить большую скорость и не использовал на полную мощность двигатель АЛ-5.
Так как же быть? Доказывать свою невиновность? Не привык. А может, нужно?
Хотелось встать, прогнуть поясницу, повязанную жениным шерстяным платком, но мысль о затаившейся боли останавливала…
Без стука широко открылась дверь, и в кабинет вошел Суровов, парторг завода. Его уважали, ценили в нем строгую принципиальность, доверяли самое сокровенное. Архип Михайлович глянул из-под нависших бровей в его открытое, спокойное лицо и протянул руку.
– Трудно? Радикулит покоя не дает? Слушай, было у нас в селе средство.
Поблескивая темными глазами, Суровов рассказал, как у них лечили так называемый прострел. Люлька поделился домашними способами Галины Евгеньевны.
– Ну хватит о болезнях, не за тем же ты ко мне пришел? Давай о главном.
И выложил парторгу все свои обиды. Тот внимательно выслушал, потом сказал:
– Сейчас нас бьют за АЛ-5. Но будет же у нас АЛ-7? Ведь так?
– Ну, так. Есть кое-что.
– Так надо работать. Вон хандру, и все будет хорошо.
И Суровов весь подался вперед и даже ладонями прихлопнул. И такая убежденность и вера в силы и возможности его, Люльки, и коллектива ощущалась в его словах, что Архип Михайлович, забыв о боли, выпрямился в кресле.
– И правда. Черт с ними, с обидами. Создать двигатель намного лучше АЛ-5 – таким должен быть наш ответ на все упреки…
«Идея нового во всех областях науки и техники сперва приходит к одному, она не может прийти сразу к коллективу. Она озаряет поначалу одного, наиболее одаренного, талантливого, трудолюбивого, настойчивого. А вот развитие и материальное осуществление идеи, особенно в области современной техники, под силу только коллективу, сообществу специалистов различных отраслей науки и техники. Причем хорошо организованному коллективу, возглавляемому руководителем, сочетавшим в себе и большие знания, и организаторские способности. Кроме этих двух качеств, как бы они ни были ценны, руководитель должен обладать еще чем-то очень важным, что сплачивает коллектив, создает в нем творческую атмосферу, без чего невозможно успешное рождение нового.
Архип Михайлович являлся творцом, носителем нового, но одновременно он руководил коллективом, который его идеи разрабатывал и реализовывал. Такое счастливое сочетание очень почетно, но и весьма ответственно, а порой этот груз крайне тяжел. Ведь все осложнения, трудности, неудачи, возникающие при рождении нового и его реализации, основным бременем ложатся прежде всего на руководителя. Не раз приходилось и видеть, и сопереживать моменты не только радостных удач, но и тяжкие дни для нашего коллектива, и для генерального, – вспоминал его заместитель Сергей Петрович Кувшинников. – Я хорошо помню те дни, когда буквально на глазах, за несколько бессонных ночей побелела его голова, на которой до этого красовалась рыжевато-каштановая волнистая шевелюра.
Многое и всякое было в жизни Архипа Михайловича, в деятельности нашего коллектива».
Архип Михайлович всегда стригся коротко. Есть в его стрижке что-то от запорожских казаков. Поэтому в напряженной работе тех дней не сразу стало заметно, что он сменил свою русую шевелюру на седую. А это случилось за один день.
Вечером Галина Евгеньевна встретила на пороге. Когда он снял шляпу, со вздохом провела ладонью по его голове:
– Архип, ты никак сивый…
– Да ну?
Она подвела его к зеркалу.
– Доработался?
– Ничего, Галя, выдюжим.
И он выдюжил. Правда, запущенная болезнь давала о себе знать, видно было по походке.
…Кто кого? Побачим!
Архипу Михайловичу с трудом, но все же удавалось выкраивать время для преподавания в МАИ. Его рабочий день, и без того заполненный, сильно удлинялся, но зато из МАИ стали приходить специалисты, которым не нужно было привыкать и которые с ходу брались за работу.