Пламенный клинок

Вудинг Крис

Внизу раскинулся город. Дом Клиссена стоял на Южных Высотах, и отсюда ему было видно все пространство от холма до реки, среди пустоты кружевным узором мерцали огни Государева острова. Ночь была безлунная, но от города исходило мягкое желтоватое свечение. Вдалеке, на востоке, темными гребнями выделялись Кошачьи Когти.

На балкон неторопливо вышел Барон Огурчик. Вскочил Клиссену на колени и свернулся калачиком. Клиссен рассеянно почесал у него за ухом, затянулся сигарой и взглянул на звезды. Вот Висельник, вот Лангуст, вот Самоцветная Тропа, яркое пятно в ночи, которое оссиане называют Джохиной

Рекой. Местные считают, будто каждая звезда представляет собой блещущую частицу неведомого бога-творца, распавшегося на миллион кусочков, чтобы даровать свет и жизнь пустой бездне, а девять граней его сущности — Девять Воплощений — остались надзирать за мирозданием. Но Клиссен знал правду. Отец показал ему в небе руку Вышнего, невероятно сложный, но безупречно упорядоченный танец вселенной. Вечер за вечером они выходили в родительский садик и смотрели на звезды через тот самый телескоп, который теперь стоял на балконе. Клиссен, напрочь лишенный воображения, все же находил нечто чудесное в этих холодных, далеких огнях.

«Если бы ты увидел меня сейчас, отец. Если бы ты был жив и узнал, какие у тебя прелестные внучки, какая жена досталась твоему сыну. Маленькому уродцу Мариусу, которого высмеивали девчонки и задирали мальчишки. Теперь его никто не высмеет».

Сказать по правде, до встречи с Ваньей женщины занимали его мало, казались недоступными. От внимания Клиссена не укрылось, что по мере его продвижения по службе дамы проявляют к нему все больший интерес, но к тому времени он научился обходиться без них. Лишь когда его обошли очередным повышением, женщины внезапно приобрели важность.

— Империи больше по нраву женатые люди, — сказал ему один сослуживец. — А ты сторонишься женского общества. Это наводит на подозрения.

В Кроданской империи навлекать на себя подозрения было опасно. Поэтому Клиссен напросился вместе с этим сослуживцем на бал, намекнув (разумеется, тонко), что открыт для новых знакомств.

В первые часы на балу его терзала мучительная неловкость. Клиссен не владел искусством светской беседы и не умел танцевать. Когда он стоял у стены и вливал в себя вино, чтобы скрыть стеснение, к нему приблизилась женщина, привлекательнее которой он еще не видел. Она заговорила с ним как с равным, а не с жалким уродцем, недостойным ее внимания. Он робко пошутил, и она с готовностью засмеялась. Они проговорили весь вечер, и по пути домой голова у Клиссена шла кругом. Спустя полгода они поженились.

До Ваньи он никем не дорожил, был равнодушен к роскоши, заботился только о собственном положении и об исполнении долга перед империей. Но все изменилось. Ванья стала его страстью и со временем родила ему двух дочерей, ради которых он с готовностью отдал бы жизнь.

«То, что нам дорого, делает нас слабее», — подумал он.

Жену Киля не пришлось долго уговаривать. Любовь к сыну пересилила остатки привязанности к непутевому супругу. Клиссен уверил Мариеллу, что им с мальчиком ничто не грозит, но только если она не будет запираться.

Объятая ужасом, она охотно бросилась помогать и рассказала все, что знала о товарищах Киля и об их передвижениях. Сообщила название таверны — «Горелый медведь», — куда муж попросил ее послать письмо.

— Вот и отправь весточку, — велел ей Клиссен.

— Что же мне говорить? — растерялась она.

— Правду, — сказал Клиссен.

Она не умела ни читать, ни писать, поэтому он продиктовал писцу послание от ее имени. Оно уже дожидалось Киля в «Горелом медведе», а вместе с ним — дюжина Железных Стражей. Ловушка разверзлась. Оставалось только захлопнуть ее.

— Любимый?

В дверях стояла Ванья, изгибы ее тела облегала шелковая ночная сорочка.

— Пойдем спать? — кротко спросила она.

Барон Огурчик спрыгнул на пол, а Клиссен поднялся и вышел с балкона в кабинет, мимоходом затушив сигару в пепельнице, стоявшей на столе.

— Но сначала прими ванну и почисти зубы, — велела Ванья. — Не выношу, когда от тебя несет куревом.

«То, что нам дорого, делает нас слабее, — подумал старший охранитель. — Но тот, кому ничто не дорого, по сути и не живет».

ГЛАВА 44

Наутро у Мары был урок, а у Гаррика — дела в городе. Он объявил остальным, что с наступлением темноты пойдет в гетто. А они должны сидеть дома и не высовываться.

Не успел он уйти, как Арен и Кейд принялись шнуровать башмаки.

— Разве Гаррик не велел нам оставаться здесь? — спросила Фен.

— Пф-ф, — скривился Арен. — Он мне не господин.

— Мы же в Моргенхольме! — воодушевленно произнес Кейд. — Я ни за что этого не упущу! Вы пойдете?

— Граб идет! — воскликнул скарл, выскочив из соседней комнаты и утирая рот после завтрака.

Фен замялась. Кейд не понимал, почему она, такая храбрая и норовистая, не решается на маленькую авантюру, но ведь он вообще мало смыслил в женщинах.

— Ладно, — сказала она наконец. Кейд одарил ее своей самой широкой улыбкой, которая почему-то всегда придавала ему глуповатый вид.

В конце концов с ними пошел и Харод. После зачистки гетто Орике было слишком опасно появляться на улице, но при бегстве из Ракен-Лока они бросили почти все свои вещи, а ей нужны были хотя бы струны для лютни. Хароду пришлось против воли покинуть Орику и отправиться на их поиски.

Был ясный день, в воздухе чувствовался осенний холодок. Город гудел в беспокойном ожидании. Повсюду висели флаги, а все разговоры вертелись вокруг грядущего праздника. Кейд и Арен, вытаращив глаза, впитывали в себя новые впечатления, дивились невиданным одеждам и звукам чужеземных языков, разглядывали причудливые товары в витринах. То и дело попадался полуразвалившийся фонтан или обломок узорчатой стены: развалины Второй империи окружали их, возвышаясь над улицами или притаившись за углом, безмолвные останки былого великолепия.

Грудь Кейда распирало от торжества. Полюбуйтесь, каким он стал! Уже не сынишка столяра, обреченный на никчемную жизнь. Он прошел через невзгоды и ужасы, но благодаря этому обрел товарищей, с которыми его связывали пережитые вместе опасности и общие цели, а не уличные игры, как с портовыми мальчишками из Шол-Пойнта. Новые спутники стали для него братьями и сестрами. Существовали Серые Плащи или нет, Кейд чувствовал себя одним из них.

Вот о чем он расскажет, вернувшись домой, когда Оссия снова станет свободной. Папаша наверняка будет им гордиться!