Пламенный клинок
Шрифт:
Граб ухмыльнулся. Лучше уж урдские развалины, чем опять эта вода. Скарлы не боялись подземных глубин: половину жизни они проводили под землей и умели прокладывать дорогу, не глядя на солнце и небо.
Он добрался до крепкой двери наверху лестницы и обнаружил, что она заперта. Окоченевшими пальцами он достал из вымокшего мешка отмычки и взломал замок.
— Граб лучше всех, — пробормотал скарл. Хвастаться было не перед кем, но ему все равно стало веселее.
Он толкнул скрипучую дверь, за которой начинался неосвещенный коридор, холодный и пустынный. Сквозь окна проникало бледное лунное сияние. Граб удовлетворенно усмехнулся. Ни души, как он и рассчитывал. Эту часть Хаммерхольта, давно пришедшую в ветхость, перестраивали в кроданском стиле. Здесь бывали только рабочие, которых до окончания свадебных торжеств отправили по домам.
Он задул фонарь и проскользнул в коридор. Согласно карте, покои хранителя ключей находились несколькими этажами выше, но Граб никогда бы туда не добрался через толпы гостей. Он избрал более прямой путь: снаружи, по отвесной стене.
Он вытащил карту и, нахмурившись, вгляделся в нее. Определившись с направлением, он двинулся дальше по пустынным переходам, где в воздухе колыхались обрывки паутины, а по углам среди пыли и каменного крошева валялись иссохшие мышиные трупики.
Попутно мысли обратились к Паршивцу, и Граб почувствовал вину — такую резкую, что сам удивился. Он вообще не привык чувствовать вину, по крайней мере перед иноплеменниками. Он понимал, что Тупорылый проклянет его имя, когда он выкрадет Пламенный Клинок, Размалеванная плюнет от отвращения, что Веснушчатая и все остальные возненавидят его; но мысль, что он разочарует Паршивца, причиняла особенную боль. Паршивец спас его, не позволив стать Забытым. Выкрасть Клинок — плохая расплата за такую услугу.
Когда-то он умел питать привязанность и даже обладал своеобразным чувством чести. Еще в Каракве он присоединился к шайке беспризорников. Все они заботились друг о друге, утешали друг друга, когда случалось терпеть побои, вместе скорбели, когда одного из них повесили. Воровское товарищество придавало им сил.
Возможно, Граб всегда стремился вернуться в те дни, самые теплые в его безрадостной жизни. Возможно, поэтому он и похитил чужую кожу. Но для него самого оставалось неясным, что руководит его поступками; он полагался лишь на чутье.
Мрачные Мужи его простят. Кожеписцы сотрут его преступления. Камнепевцы высекут его подвиги на величественных обсидиановых стелах. Он снова станет героем, теперь уже навсегда.
Почему же ему так скверно?
Впереди хлопнула дверь и раздались торопливые шаги. Огонек направлялся прямо в его сторону.
Его застали на открытом пространстве, посреди коридора, а незнакомец приближался слишком быстро, чтобы можно было отыскать хорошее укрытие. Граб юркнул в неглубокую каменную нишу и замер.
Мягкая поступь приближалась: судя по дыханию и легким шагом шла молодая девушка. Она двигалась поспешно, куда-то опаздывая или торопясь по неотложному поручению. Что она здесь делает среди этого запустения? Неважно. Важно не позволить, чтобы она подняла тревогу.
Граб вытащил кинжал.
Девушка прошла мимо него, озаренная светом. Пухленькая, белокурые волосы заплетены в косу, на щеках румянец, глаза устремлены вперед. В спешке она не заметила скарла и направилась дальше по коридору.
И вдруг остановилась.
Граб крепко стиснул кинжал и, напрягшись, изготовился к прыжку. Если девчонка оглянется, то заметит его.
Если она оглянется, Граб ее убьет.
Но девушка смотрела в пол, подняв фонарь повыше. Граб тоже опустил взгляд и понял, что ее остановило.
Мокрые следы на каменном полу. Они тянулись издалека и вели прямо к Грабу.
Он услышал, как изменилось дыхание девушки. Теперь в нем сквозил страх перед неведомым. Возможно, она ощутила на себе чужой взгляд. Возможно, почувствовала, как ладонь готова зажать ей рот, а кинжал готов вонзиться ей в спину.
Если она оглянется…
Девушка сгорбилась. Дитя, боящееся призраков, такое беспомощное среди темноты. Она не осмелилась обернуться, страшась того, что увидит. Ей было все равно, откуда взялась вода на полу. Она поспешила дальше по коридору, не оглядываясь.
И осталась в живых.
Граб вложил клинок обратно в ножны и подождал, пока девчонка уйдет подальше. Потом выбрался из ниши и продолжил путь.
Он отсчитывал двери, пока не добрался до нужной. Она оказалась не заперта. Проникнув внутрь, он очутился в мрачной и пустынной комнате; в углу виднелась мятая постель из тряпья и бараньих шкур.
В воздухе пахло похотью. Граб зловеще ухмыльнулся, поняв, как здесь оказалась та девчонка. Тайное свидание, после которого она снова вернулась к своим обязанностям. Где же тогда ее дружок? Ушел другой дорогой. Счастливчик. Иначе напоролся бы на кинжал.
Он пересек комнату и обнаружил еще одну дверь. Из-под нее тянуло холодом. Она была заперта, поэтому он опустился на колени и взломал ее, прислушиваясь, не подкрадывается ли кто сзади.
За дверью располагался зал с обвалившимся потолком; в проломе мерцали звезды. В вышине висела Тантера, рядом с ней Лисса. Вдоль одной стены, почти разрушенной, громоздились строительные леса. Сквозь арочный проем Граб видел следующий зал, в еще худшем состоянии, его стены поддерживались железными подпорками.
Ловкачу вроде Граба не составило труда вскарабкаться по лесам. Оказавшись наверху, он перебрался на полуразрушенную стену. Над ним возвышался Хаммерхольт, огромный и могучий. Зубчатые вершины Кошачьих Когтей блестели в лунном сиянии, словно замерзшие волны. Он присел на корточки, ветер холодил его сырую одежду. Граб шмыгнул носом.
В Оссии он прожил дольше, чем у себя на родине. Ни одна из стран не была к нему ласкова, но Оссия, по крайней мере, не отвергла его. Скоро зима, но здесь, в Оссии, нет смертоносных метелей, нет клыкастых хищников, забредающих в деревни, нет жертвоприношений кровавым ведьмам. По сравнению с его родиной Оссия — весьма спокойный край. Впервые он задумался, почему его так тянет домой.
Граб пожал плечами и хмыкнул. Впереди много дел. Он вытер нос сырым рукавом и взглянул вверх. Несколькими этажами выше находилось нужное окно.
Пусть он не убил снежного медведя и не захватил корабль босканских контрабандистов, зато никто не умеет лазать лучше Граба.
Он размял пальцы и расправил плечи. Пора заработать еще одну татуировку.
В темнице было тихо и пусто, не то что на празднестве несколькими этажами выше. Единственными звуками были шорохи, которые издавал узник, ворочавшийся у себя в камере, и размеренное хлопанье карт тюремщика, игравшего с самим собой возле горящей жаровни.