Пламя любви
Шрифт:
— А кто это?
— Ох, дорогая моя, это самая надоедливая особа на свете! Она живет в «Башнях».
— В «Башнях»? А как же полковник?
— Милая, да ведь полковник умер два года назад. Я же тебе писала.
— Да, конечно.
«Странно, — думала Мона, — ничего об этом не помню. Неужели я не читала маминых писем? Или читала и тут же выбрасывала прочитанное из головы, потому что была слишком занята иными мыслями, слишком спешила жить — и любить?»
— Так вот, — продолжала миссис Вейл, — после его кончины «Башни» купили эти Скеффингтон-Брауны. Знаешь, не хочу быть снобом, но они и в самом деле невыносимы. Всем вокруг хамят, кроме тех, кого считают вышестоящими, —
Мона отвернулась от окна.
— Гадость какая, — равнодушно сказала она. А затем заговорила серьезно и настойчиво: — Мама, хочу тебя кое о чем попросить. Я уже говорила тебе: за границей я не пользовалась титулом, почти о нем забыла, и теперь, дома, мне не хотелось бы к нему возвращаться. Мне нравится быть «мисс Вейл». Может быть, мне так себя и называть? В конце концов, это все-таки мое собственное имя!
— Да что ты, милая! — воскликнула миссис Вейл. — Сама посуди, до чего это будет странно звучать! Что люди подумают?
— И все же я бы обошлась без титула, — настаивала Мона.
— Милая, это невозможно. Ты же замужняя женщина, точнее, вдова — и в глазах закона, и в глазах света. Называть себя «миссис Вейл» ты не можешь, это будет вовсе ни на что не похоже, и уж конечно, тебе никак снова не стать «мисс»!
— Да, наверное. Глупая мысль. Мне просто вдруг подумалось… хорошо бы начать все сначала!
— Это несложно, — с улыбкой откликнулась миссис Вейл. — Выходи за хорошего человека — вот у тебя и начнется новая жизнь!
— Вот этого не будет! — решительно ответила Мона. — Никогда!
Голос ее прозвучал с неожиданной силой и страстью, и мать подняла на нее удивленный взгляд.
— Но почему… — начала она.
Мона ее остановила:
— Извини, мамочка. Не обращай на меня внимания. Я просто устала.
— Разумеется, милая. Не успела ты в дом войти, а я уже надоедаю тебе разговорами о будущем! Сейчас я хочу только одного — чтобы моя любимая дочурка подольше побыла со мной! Бог свидетель, как я истосковалась по тебе за эти годы!
Миссис Вейл положила руку дочери на плечо.
— Но теперь ты со мной — и не могу описать, как я рада!
— Спасибо, мама! — Нагнувшись, Мона поцеловала мать в щеку.
— Что-то я раскисла, — проговорила миссис Вейл, утирая глаза платком. — Мона, детка, устраивайся у камина и будь как дома. А мы с няней пойдем затемним окна. Окна в холле мы закрываем досками — поднять их можно только вдвоем. Столько хлопот да и расходов!
— Мне помочь?
— Нет, что ты! Сегодня твой первый день дома: мы будем о тебе заботиться, а ты отдыхай. Я ненадолго. А ты, пожалуйста, пока поищи недовязанный шарф цвета хаки, он должен быть где-то здесь. Ума не приложу, куда я его засунула, а ведь надо закончить его до завтра!
— Это так важно? — проговорила Мона, оглядываясь кругом. Она помнила, что мама вечно кладет вещи в самые неожиданные места, а потом не может их найти.
— Да, завтра у нас собрание Вязального клуба. Или Общества помощи фронту? Вечно их путаю.
— А между ними есть какая-то разница?
— О, разница огромная! — воскликнула миссис Вейл. — Правда, я сама толком не пойму какая. Но, надо тебе сказать, дорогая, у нас в деревне из-за помощи фронту разгорелись настоящие баталии — прямо-таки собственная война началась! Долго рассказывать, да и не стоит, но в конце концов мне удалось добиться компромисса. И Вязальный клуб, и ОПФ собираются здесь, в Аббатстве, каждую неделю, но в разные дни. ОПФ заседает в столовой, а Вязальный клуб — здесь, в гостиной.
— Если в разные дни, то почему бы им не сидеть в одной комнате? — спросила Мона.
— Право, сама не знаю, — пожав плечами, ответила миссис Вейл. — Должно быть, неприязнь между ними так сильна, что мы с няней чувствуем, как эта враждебность висит в воздухе.
— Но это же просто смешно! — улыбнулась Мона.
— Разумеется! Во всяком случае, сама я ссор и раздоров терпеть не могу, так что вступила в оба общества разом. И это меня выручает — конечно, кроме тех случаев, когда я по рассеянности преподношу носки, связанные для ОПФ, Вязальному клубу или наоборот. Тогда мои дары встречают гробовым молчанием.
— Ну, я вязать не умею, — заметила Мона, — так что мне не суждено вступить ни туда, ни сюда, — и слава богу!
— Кто знает, кто знает, — отозвалась миссис Вейл. — В обоих обществах состоят весьма настойчивые дамы. Ладно, милая, а теперь поищи, пожалуйста, шарф — он мне очень нужен!
Миссис Вейл вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь. Однако, оставшись одна, Мона не стала искать потерянный шарф. Вместо этого она застыла посреди комнаты, невидящим взором глядя в огонь камина.
Затем, словно вдруг проснувшись, подняла руку к портрету сэра Фрэнсиса Вейла над камином. Нажала пружину, спрятанную в уголке резной рамы, — и стенная панель по другую сторону камина медленно, бесшумно отъехала в сторону.
Мона поколебалась несколько мгновений, глубоко вздохнула — и шагнула в тайную комнату [1] , где много веков назад сэр Фрэнсис вместе с аббатом монастыря прятался от людей королевы Елизаветы.
Комнату, где полвека спустя еще один Вейл скрывался от «круглоголовых» [2] , разорявших его поместье.
Комнату, в которой Лайонел впервые ее поцеловал.
В маленьком квадратном помещении, обшитом дубовыми панелями, стояли два старинных кресла с высокими спинками и prie-Dieu [3] . Свет проникал сюда сквозь хитро сделанные, незаметные снаружи отверстия в стене. Сейчас снаружи было пасмурно — и в тайной комнате царила почти полная темнота.
1
Имеется в виду тайное убежище в старинных английских домах, где во времена преследования католиков укрывались католические священники и сами верующие.
2
Круглоголовые — так в период Английской революции роялисты называли сторонников парламента (из-за их характерной стрижки в скобку).
3
Католический аналой (фр.).
Мона закрыла за собой потайную дверь и замерла в полумраке. Воздух здесь был спертым, пахло пылью и тленом; и все же ей казалось, что воздух этой комнаты все еще напоен счастьем — тем блаженством первой любви, с которым встретилась она впервые в этом тайном укрытии.
Тогда тоже была зима, но снежная — на улице намело такие сугробы, что из дому не выйдешь. Кто-то предложил поиграть в прятки, и первыми отправились прятаться Мона с Лайонелом. Именно Лайонел предложил скрыться в тайной комнате.