Пламя моей души
Шрифт:
Оставив жеребца на попечение конюшонка, что прятался от ливня под рогожным плащом, пригибая голову, Леден разделился с братом в одном из переходов дома и дошёл до своей горницы, на ходу уже снимая рубаху. Да так и остановился, войдя, у дверей, как увидел, что внутри его матушка поджидает. Она от вида полуголого сына не смутилась, вестимо, даже оглядела его с гордостью, радуясь, верно, мысленно, что вырастила такого воина. Хоть и не без изъянов.
Леден быстро выхватил из сундука сухую рубаху и натянул, жалея, что совсем переодеться пока не может.
— Что-то случилось? — он подошёл к Любогневе, которая, величаво оперевшись локтем на Божью ладонь, наблюдала за ним со спокойной гладью в серых очах.
Мать встала вдруг, обхватила его лицо ладонями и посмотрела в самую глубину глаз, погладила щёки большими пальцами, словно он мальчишкой стоял перед ней, задрав голову, чувствуя безмерную её любовь и купаясь в ней, точно в тёплой запруде.
— Как я соскучилась по вам, — княгиня улыбнулась печально. — Век бы смотрела теперь. И не хочу, чтобы что-то скверное с вами случилось.
Леден осторожно обхватил её запястья, скованные красивыми расписными обручьями. Отвёл от лица её ладони, не понимая, к чему она ведёт. Женщины порой как начнут загадками говорить, так понимай, как хочешь. А как поймёшь — да неверно — только хуже станет.
— Отчего же ты решила, что худое может с нами приключиться? — он улыбнулся, пытаясь унять нежданную тревогу матери. — Верно, что могло, то уже приключилось давно. Проклятия свои уж сколько лет на плечах несём, может, скоро доведётся от них избавиться наконец.
— А то что княженке Велеборской я не доверяю, — без раздумий пояснила Любогнева, и голос её прозвучал точно перезвон серебряных колтов. — Как оказия случится, так быстро она вас с хвоста скинет.
— Не скинула ещё, — возразил Леден, делая шаг назад и отпуская руки матери. — Хоть и были оказии. Не одна даже. Да в лесу она не бросила, как мавка меня увела. И за спину княжича Зуличанского прятаться не стала, хоть и могла. Ты не знаешь её.
И захотелось вдруг, чтобы мать ушла. Зря, видно, он посчитал, что она к Елице теплом проникнется, как только парой слов обмолвится с ней. Уж слишком большую тень бросали поступки Борилы на дочь, которая вынуждена была сейчас за него отвечать.
— И ты туда же, — княгиня усмехнулась с укором в изгибе красивых губ. — Ладно Чаян, у него сердце горячее, всё рвётся куда-то. Очаровала его княженка, верно, тем, что до сих пор подол перед ним не задрала. А ты? Ты чего хмаришься? И защищаешь её.
— Попусту я не стал бы это делать, — буркнул Леден. — Да и что я? Не живой, что ли?
Княгиня так и ладонь к губам прижала: он краем глаза заметил, хоть и не смотрел на неё. Подошла, обняла за плечи и прижалась щекой к спине.
— Живой, конечно, — шепнула. — Просто ты рассудительный и не такой ветреный, как он.
— Может, тогда тебе надо прислушаться к моим словам?
Любогнева кивнула смиренно и вернулась на лавку у стола.
— Так расскажи мне, куда вы после веча путь держать будете? Раз Сердце не сыскалось до сих пор.
— В святилище, что недалеко от Яруницы лежит. Туда нас дорога ведёт. Может, там другую ниточку отыщем.
Княгиня и с места не двинулась, а всё равно как будто дёрнулась где-то внутри. Растеклась бледность по её губам, а пальцами она крепко стиснула край Божьей ладони, словно опору найти хотела.
— Так нет там ничего, — проговорила испуганно. — Давно уж нет. Да и как Сердце может быть на наших землях? Ведь его украли.
— Ты что-то знаешь о том капище? — насторожился Леден.
Уж того, как поменялось лицо матушки, стоило ей только услышать о покинутом святилище, наводило на большие подозрения.
— И раньше мало кто знал, а теперь и подавно. Сердце там хранилось испокон веку. А как пропало оно оттуда, так и сгорело капище в тот же год, — тихо ответила Любогнева и встала поспешно, собираясь, видно уходить.
Леден дорогу ей преградил, собираясь теперь уж выведать всё, что можно.
— Ни ты, ни отец нам ни разу такого не говорили.
— Потому как только мы знали. И… жрицы. Которые теперь уж умерли обе. Другим незачем! — вновь вернулась к матери твёрдость голоса.
— Стало быть, ты считаешь, что нечего там искать?
Мать вскинула подбородок, снова ярясь на что-то.
— Говорю же, водит вас княжна эта за носы. Головы дурит. Может, знает она давно, где Сердце, а вас только впустую мотает.
— То мы поймём.
— Я очень на это уповаю. Что хотя бы ты подвох распознаешь. Чаян уж не сможет, видно.
Любогнева всё ж обошла его и покинула горницу. Показались некоторые её слова справедливыми. Но и не верить Елице Леден не мог. Да вот теперь невольно присматриваться к ней будет ещё внимательней.
А вот то, что родители молчали о важном так долго, и дальше, верно, стали бы — тревожило и печалило гораздо сильней. Будто не только Борила скрыть хотел многое в своей жизни, а и они, получается, тоже. И повязывало это их друг с другом ещё сильнее. И в голове как будто начало встраиваться что-то смутное, что могло бы дальше проступить более ясными очертаниями, а может, и повести за собой по самому верному пути.
Скоро начали сбираться старосты и бояре на вече. Не просто так, усы макать в мёд на пиру — выбирать будущего князя, кто дальше их за собой вести будет. Прибыли и волхвы, самые уважаемые, особливо те, кто Перуну служит — сейчас он в особом почёте. Потому как самого главного предводителя всех воинов Громовержец должен тоже одобрить. Готовились требы большие, что будут принесены на капище у его идола, хлопотали бабы в поварне, собирая пир для многих мужей.
Суетно стало даже в посаде: люди тоже предвкушали, что займёт скоро княжеский стол новый правитель. Может, и чаяли, что вместе с тем скоро станет всем легче. Уж даже шептались порой — захочешь, так услышишь — что Светояр, может, недолю и с собой забрал.