Пламя Силаны
Шрифт:
Он все еще держался, искал путь к победе, выкладываясь насколько хватало сил, и его жажда победы — огненная, голодная, передавалась залу.
Он завоевывал их, цеплял их интерес и что-то еще в людях, которые пришли смотреть поединок.
И они следили за ним, завороженные.
Он мог победить Коэна или проиграть ему, но зал — весь Зал Шипов — Рейз победил. Все огромное, громогласное, пенящееся криками человеческое море.
Он дал толпе то, ради чего они пришли.
В тот момент, не в состоянии оторваться, Силана отчетливо поняла: их вызвали
Коэн не был так эффектен, но он был сильнее.
Просто был сильнее, выносливее и умел использовать свое преимущество.
Он выматывал Рейза, терпеливо и спокойно, с уверенностью того, кто понимал, что победит. Силана узнавала эту уверенность — внутреннее чутье, убежденность солдата, который мог играть по правилам Арены, но не дышать, не жить ею. И которому в глубине души совсем не было дела до толпы.
Для кого оружие было инструментом — костылем, чтобы выиграть поединок, прожить еще один день, сделать еще один шаг вперед.
Рейз оступился — в конечном итоге это был вопрос времени, и Коэн ударил. В последнее мгновение перехватил меч обратным хватом и нанес удар рукоятью.
Рейз успел отдернуться, но недостаточно быстро — кулак задел скулу, заставил голову мотнуться в сторону.
Публика ахнула, а Силана смотрела, чувствуя, как медленно и холодно мертвело все внутри, и понимала, что — все.
Поединок закончен.
Рейз проиграл.
Коэн ударил еще и еще, расчетливо и пренебрежительно. Уже понимая, что Рейз не сможет ответить. И что вот теперь настал черед другой эффективности и другого способа завоевать Зал.
Он знал, что делал — и не давал Рейзу шанса подняться.
Он хотел не просто победить его. Он хотел уничтожить его в глазах людей, которые смотрели.
И после нескольких ударов он достал нож.
В тот момент Силана почему-то подумала: он не остановится, пока не изуродует его полностью. Пока не растопчет, не сломает все, что делало Рейза Рейзом.
Она сделала шаг вперед. Потом еще один. И сошла с постамента.
В голове билось только одно: она не могла позволить себе слабости. Не могла позволить себе кричать или плакать от боли — Рейз сказал, что все решали зрители, их любовь, то, насколько им нравилась пара. Силана должна была им понравиться.
«Подол вашего платья будет отлично смотреться красным».
Белые цветы и битое стекло. И красные-красные следы.
Делия была права.
Это могло выглядеть красиво — для людей, которые пришли смотреть поединок, хотели зрелища и драмы.
Осколки обожгли ступни.
Огненная Матерь, госпожа моя в пламени, проведи меня сквозь боль и огонь. Дай мне сил на еще один шаг.
Еще…
Один шаг.
Еще.
Силана заставляла себя улыбаться.
Не торопилась и держала спину прямо.
Глаза
«Ты не дойдешь. Ты не сможешь».
Ты рухнешь в эти цветы и осколки, на колени, и не сможешь заставить себя подняться. Там тебе самое место.
Силана шла вперед, повернув ладони вверх, и с кончиков пальцев срывалось пламя — огненные светлячки боли. Единственные, которыми она могла позволить себе плакать.
Рокот зала казался далеким и ненастоящим.
И было легко вспомнить себя на войне, когда боль, страх, усталость не имели значения, и все казалось далеким и неважным под густой пепельной пеленой безразличия.
Все вокруг — весь мир выцветал и пах гарью. Несмываемой черной сажей, которая остается на ладонях и лице, если сжечь человека заживо.
Впереди, как единственная цель, над постаментом вращался ключ.
Силана знала, что дойдет до него.
Шаг за шагом.
Боль пробивала навылет — далекая, незначительная. Визжала, билась в ногах тысячей раскаленных ножей.
Силана шла вперед.
Коэн отпустил Рейза, ринулся к платформе, взлетел на нее одним красивым, отточенным прыжком, перехватил гладиус.
Силана остановилась и обернулась. За ней алой лентой между белых цветов змеились следы от постамента.
Действительно красиво.
Коэн был совсем рядом, но она знала, что успеет. Чувствовала и потому не сомневалась.
Оставалось сделать всего один шаг.
И его можно было сделать так, чтобы замершие на трибунах люди ахнули и запомнили навсегда.
Коэн был солдатом, он мыслил как солдат и действовал как солдат, и все, что было в нем от гладиатора, было наносным и неважным. Инстинкт солдата заставлял его напасть — убить, чтобы выполнить задачу. Достигнуть цели.
Коэн замахнулся гладиусом и ударил. По косой, быстро и уверенно.
Силана этого ждала. Ей всего-то и нужно было отбить одну единственную первую атаку.
Она всегда плохо управлялась с мечом — но это она могла сделать.
Ключ в руках был тяжелым и неудобным, и гладиус высек из него искры.
От удара всю руку до плеча пробило болью.
И взгляд у Коэна был холодным и страшным.
Знакомым.
А потом прозвучал гонг, и поединок закончился.
И Силана даже не знала, не нарушила ли правила. Не проиграла ли.
Ей хотелось упасть, растянуться в полный рост среди белых цветов и осколков и просто — уйти. Погрузиться в пламя, которое теплом текло внутри, и избавиться от боли.
Поединок с Делией и Коэном закончился. Так или иначе.
Но бой за право выступать на Арене, за право нравиться людям, которые пришли смотреть, только начинался.
Силана повернулась к трибунам, подняла ключ над головой, и поклонилась.
Просто потому что не знала, что еще делать.
Рейз появился у входа на платформу, поднялся — он шел тяжело и медленно, но шел ровно, не шатаясь. Его лицо было залито кровью, один глаз уже начал заплывать, а белок второго покраснел.