Пламя смерти
Шрифт:
Когда на востоке появились первые признаки восхода, Дилль объявил привал. После короткого отдыха они вновь отправились в путь. Солнце взошло, и сразу же от песка начал подниматься жар. Неподвижный нагретый воздух напомнил Диллю духоту около печи в котельной Академии. Как давно это было — наверное, в прошлой жизни. Он тогда ещё жаловался на жару. Вот где настоящая жара!
Бурдюк с водой устрашающе быстро пустел, потому что Дилль то и дело прикладывался к горлышку. Когда тени на песке стали короткими, Гиджетай остановился.
— Полдень. Спим.
Хиваши тут же
Проснулся от того, что кто-то немилосердно тряс его.
— Просыпайся, шаман, надо идти.
— Чтоб вас, — пробурчал Дилль по-ситгарски. — Выспаться по-человечески не дадите.
Едва он принял сидячее положение, как в его голове взорвался настоящий фейерверк. Так и не успев открыть глаза, он свалился на песок. Склонившийся над ним Гиджетай осмотрел окровавленный затылок Дилля, пощупал вену на его шее и сказал:
— Жив. Придурок ты, Теник. Говорил же — не бей слишком сильно.
— Чтобы он нас спалил? Нет уж, лучше так, — буркнул Теник.
— Гаюн, беги к нашим, скажи, что ситгарец обезврежен, — приказал десятник.
Юный воин умчался. Двое хиваши ловко связали бесчувственное тело и уселись на песок, ожидая прибытия второго поискового отряда. Острия сабель они держали у горла Дилля, готовые пронзить его при малейшем признаке опасности.
Когда из-за барханов показались всадники, ведомые Гаюном, Гиджетай облегчённо вздохнул и поднялся. Теник продолжал держать саблю над Диллем.
— Это он? — одна из колдуний склонилась, не слезая с лошади, и с любопытством посмотрела на связанного пленника. — Совсем мальчишка. Эй, ты, можешь убрать от него оружие — теперь этот маг под нашей надёжной охраной.
Теник бросил недобрый взгляд на колдунью, убрал саблю в ножны и отошёл. Гиджетай подошёл к сотнику Катаю, возглавлявшему второй отряд.
— Хорошо сработал, Гиджетай, — похвалил его сотник. — Думаю, тебе давно пора командовать полусотней.
Сотник посмотрел, как несколько младших сестёр и шаманов орудуют над пленником, и тихо спросил:
— Он, что, в самом деле сумел убить пустынную деву?
— Человек тридцать из полусотни попали в плен к этой твари, — так же тихо ответил Гиджетай. — И он тоже. Сначала дева выбирала себе жертв и высасывала из них жизни. Потом маг каким-то образом освободился. Не знаю, что он сделал, но только дева лишилась всех своих магических сил. Я слышал, она сама так сказала. А потом началась бойня. Нежить убила всех, до кого смогла дотянуться — и воинов, и колдуний. Голыми руками. А потом ситгарец убил её чёрным посохом. Вон тем, что валяется рядом с ним.
Сотник посмотрел, куда указывал Гиджетай. В этот момент одна из младших сестёр как раз поднимала посох. Раздался громкий треск, тёмное облако окутало колдунью, и через пару мгновений от неё осталось только несколько дымящихся на песке клочков одежды. И колдуньи, и шаманы бросились врассыпную, а в руках у них засверкали боевые заклятья. Но ситгарский маг по-прежнему лежал без сознания.
— Надёжная охрана, — злобно усмехнулся Теник. — Да они даже от его посоха не могут защититься.
Гиджетай бросил многозначительный взгляд на сотника и еле слышно прошептал:
— Он очень силён. Если умения этого мага направить в нужное русло, то пока он разбирался бы с Хозяйками…
— Т-с-с, — шикнул сотник. — В гниль захотел превратиться? Джарем никогда не осмелится.
— Я знаю, кто осмелится, — буркнул Гиджетай и замолчал.
Сотник Катай тоже знал эмира, который мог бы воодушевить воинов и уничтожить власть колдовского Ковена над хивашскими землями. Но Джагатай уехал в свои владения ещё из-под Григота. Сотник вздохнул. Что ж, остаётся надеяться, что когда-нибудь Джарем поймёт, как низко он пал. Возможно тогда позорное подчинение мужчин женщинам-колдуньям закончится.
Григот постепенно восстанавливался после осады и жестокого мора, насланного хивашскими колдуньями. Уже начали появляться уличные торговцы, вразнос торгующие с лотков выпечкой и разнообразными напитками. В кварталах мастеровых ожили кузни — оттуда день и ночь раздавались удары молотов. Каменщики восстановили разрушенную стену и теперь чинили полуразрушенные дома. Земледельцы вернулись к своим наделам, а пастухи погнали оставшихся после осады коров и овец на пастбища.
Но Григот всё же не был прежним. И самым главным было то, что после осады клан лишился всех рабов. Рабы были в Григоте всегда — им становились либо захваченные в набегах на ситгарские пограничные земли, либо те из григотцев, кто не нашёл в себе силы духа умереть, предпочтя жалкую участь раба. Но теперь Григот стал городом свободных.
Тео уже знал, как это произошло. Полумастер Вальдор рассказал ему, что не кто иной, как каршарец Гунвальд поспособствовал освобождению тех, кто находился на самой низшей ступени в иерархии клана. Тео спросил Гунвальда, как ему пришла в голову такая мысль — освободить рабов. Каршарец почесал русую бороду и пожал плечами.
— У нас, в Каршаре, тоже есть рабы. Если человек не имеет достоинства умереть с оружием в руках, значит ему только одна дорога — носить ярмо до конца дней. Но тот, кто нашёл в себе силы подняться над смертью, достоин свободы. Вот я и подумал…
Тео усмехнулся — один-единственный северный варвар перевернул устоявшийся за сотни лет порядок, просто «подумав».
— За Гунвальда-освободителя! — провозгласил он тост и поднял глиняную кружку.
Вальдор и каршарец стукнули своими кружками о посудину Тео. Троица сидела в кабаке, открывшемся всего пару дней назад. Выбор еды был не особо велик, зато вина оказалось предостаточно. Гунвальд, у которого денег было меньше, чем у последнего нищего, вначале отказывался пировать за чужой счёт, но Тео, которому лично гроссмейстер Адельядо оставил кошель с парой десятков золотых оксов, настоял, что платить будет он.