Пламя
Шрифт:
– Куда ты собрался? – спрашивает Тэйт, обратив внимание на сумку.
Я опускаю взгляд, после чего опять смотрю на нее, твердо решив не быть гребаным трусом.
– Я уезжаю на какое-то время, Тэйт, – отвечаю, стараясь говорить как можно мягче.
В ее глазах мелькает беспокойство.
– КПОЗ? [2]
– Нет. – Подавшись вперед, я опираюсь
2
Корпус подготовки офицеров запаса (англ. Reserve Officers’ Training Corps, или ROTC) – базирующаяся в колледжах система подготовки офицеров Вооруженных сил США. Аналог военной кафедры в вузах России.
Она резко сбрасывает с себя одеяло и начинает тяжело дышать, уже подозревая, к чему все идет. Ее длинные белокурые волосы собраны в низкий хвост, поэтому я отчетливо вижу, как понимание отражается на лице девушки.
– Значит, Джекс был прав, – хрипло произносит она.
– Джекс всегда прав, – соглашаюсь я, жалея, что не могу продолжать то, чем занимался последние два года: просто завладеть ее губами, потушить свет и отключиться от внешнего мира.
Мой брат способен озвучить правду, которую все остальные боятся признать; он знает меня так же хорошо, как самого себя. Я несчастлив и больше не могу пользоваться поддержкой Тэйт.
– Живя так дальше… – говорю, качая головой, – я принесу тебе только страдания.
Джекс в курсе, что я ненавижу КПОЗ. Даже без моего признания он понимает, насколько мне противна жизнь в Чикаго. Колледж я тоже терпеть не могу. И нашу квартиру. У меня такое чувство, будто я – потерянный фрагмент головоломки.
Где мое место, черт побери?
Несколько дней назад Тэйт подслушала наш с Джексом разговор. Теперь она чувствует что-то неладное. Пора во всем сознаться.
Облажался, признал, поднялся.
Она резко переводит взгляд на меня, и я вижу, как ее глаза наполняются слезами.
– Джаред, если хочешь бросить КПОЗ, – выкрикивает Тэйт, – то бросай. Мне все равно. Можешь изучать что угодно. Или вообще ничего. Просто…
– Я не знаю, чего хочу! – взрываюсь я, чтобы не расплакаться. – В том-то и проблема, Тэйт. Мне нужно во всем разобраться.
– Вдали от меня, – огрызается она.
Встав, я запускаю пальцы в волосы.
– Проблема не в тебе, малышка, – пытаюсь ее успокоить. – Ты – единственная, в ком я уверен. Но мне нужно повзрослеть, а здесь у меня это не получается.
В двадцать лет я знаю о себе лишь одно: я люблю Татум Брандт. Два года назад мне казалось, что этого достаточно.
– Где – здесь? –
Я стискиваю челюсти и смотрю на улицу сквозь французские двери ее балкона. Мне хочется просто схватить Тэйт в объятия и не отпускать. Я не хочу уезжать.
Но я не могу сделать то, чего она от меня ждет: бросить учебу и остаться с ней. Чем я буду заниматься? Сидеть дома дни напролет, бродить по городу, неизвестно сколько лет перебиваться случайными заработками в поисках своего призвания, в то время как Тэйт будет каждый вечер приходить с занятий, продолжая двигаться вперед по жизни?
Мне неприятно так говорить, но, если откровенно, моя гордость этого не выдержит.
Я не смогу у нее на глазах превратиться в бойфренда-неудачника, который занимается всякой фигней, пытаясь найти себя.
Только я обязательно вернусь. Мое желание Тэйт никогда не угаснет.
Она сидит на кровати, на которой мы спали вместе почти десять лет, на которой я занимался с ней любовью бесчисленное количество раз. И я чувствую себя размазней, гребаным трусом, потому что мне необходимо уехать; гребаным трусом, потому что не хочу этого. Моя непреклонность дает трещину.
Но, прочистив горло и встретившись с Тэйт взглядом, я не отступаю.
– Арендная плата за квартиру внесена до конца учебного года, так что тебе не придется беспокоиться…
– Год! – перебивает она, подскочив с постели. – Гребаный год! Ты шутишь?
– Я не знаю, что делаю, ясно? В колледже я чувствую себя не в своей тарелке! У меня такое ощущение, будто ты несешься на скорости сто километров в час, а я постоянно пытаюсь за тобой угнаться!
Тэйт качает головой, не в силах поверить в происходящее.
Мне нужно это сделать. Совладав с собой, твердо заявляю:
– Ты понимаешь, чего хочешь от жизни, Тэйт, а я… – сжимаю челюсти, – я слеп, мать твою. Я не могу дышать.
Она отворачивается, чтобы спрятать слезы, которые, без сомнения, катятся по ее щекам, и повторяет:
– Ты не можешь дышать.
Внутри все переворачивается. Неужели Тэйт думает, будто это решение не ранит меня?
– Детка, – я разворачиваю ее лицом себе, – я люблю тебя. – Говорю, глядя в глаза цвета грозового неба. – Я чертовски сильно тебя люблю. Просто… мне нужно время, – умоляю я. – Нужно отстраниться, чтобы найти себя и понять, чего я хочу.
Что-то ища в моих глазах, Тэйт тихо спрашивает:
– Ну а что потом? Что случится, когда ты найдешь ту жизнь, которую ищешь?
Вопрос застает меня врасплох. Я выпрямляюсь. Для меня нет будущего без нее. Она должна это знать.