План спасения СССР
Шрифт:
– Модест Анатольевич посвятил меня в свои разработки лишь в самых общих чертах, однако кое о каких моментах его плана я могу говорить довольно определенно. Главное русло его размышлений исходило из того, что в нынешнем своем виде такое гигантское геополитическое образование, как СССР, существовать долее не может. Еще года два-три, и все рухнет. Посмотрите, что творится! Все, кому не лень, выгрызают из общей государственности свой маленький суверенитет. Как Ельцин сказал в Уфе, «берите, сколько унесете», и понеслось. Туркмения, Армения, даже Абхазия!
Не слишком ли я сильно-то, может, наш следователь какой-нибудь демократический
– Нет, я не то чтобы свою политическую платформу выпячиваю, я хочу пояснить атмосферу, в которой работала мысль Модеста Анатольевича.
Следователь демонстративно захлопнул блокнот. Очевидно, последние мои сообщения показались ему лишенными питательной информации.
– Сейчас стало модным хоронить СССР. Просто толпы гробовщиков стоят наготове. Интересно, что если присмотреться, то в их рядах сплошь те, кто еще недавно цитировал всех Ильичей, целовал моральный кодекс строителя коммунизма и хапал за это жирный кусище. Брат супруги моей, к примеру, учился в Академии общественных наук, слыхали о такой? Кузница кадров. А потом преподавал там. Теперь кричит, что его всю жизнь притесняли. К кормушке притесняли?! И ведь не возмущался, когда его мордой в черную икру тыкали. Теперь выясняется, что он через силу жил в четырехкомнатной квартире, перебарывая себя, шлялся по заграницам. Его, видите ли, все эти годы терзала мысль о свободе, которой лишен советский человек.
Аникеев сплюнул через перила и дал вывод:
– Формула жизни современного интеллигента проста, нужно держать нос по ветру, чтобы вовремя унюхать, в какое корыто начнут наваливать жрачку.
Он явно хотел развить тему исконной гнилостности всякой интеллигенции, но осекся. Честно говоря, судя по вялому старту нашей беседы, я не ждал такого выброса откровенности. В качестве граждански мыслящего собеседника этот бородавчатый майор мне был совершенно не нужен. Я подождал немного, пока гневное «я» само собой вернется в пределы, ограниченные следственным мандатом, и продолжил:
– Модест Анатольевич никоим образом не относился к числу тех, кого вы так образно назвали могильщиками. Наоборот, он был одним из тех немногих, кто утверждал, что у Советского Союза есть будущее. Но, как умный человек, не считал это будущее прямым продолжением прошлого. Вместе с тем и катастрофу, то есть развал, гражданскую войну, голод и тиф, не считал чем-то неизбежным.
Аникеев уже переборол приступ неловкости, который у него, несомненно, был после внезапного воспоминания о недобросовестном родственнике. Помогла ему в этом Маруся, появившаяся на веранде с горячим чайником и тарелкой сырников. Отказавшись от вкусной еды, майор показал, что полностью владеет собой.
– И вы считаете, что рукопись Модеста Анатольевича содержала рецепт спасительного переустройства СССР?
Мне понравилось, как он сформулировал. Именно так: рецепт спасительного переустройства.
– Если хотите, да.
– И какова же, на ваш взгляд, реальная ценность этого рецепта?
– Вы слишком многого от меня ждете, я же говорю, всей рукописи я не видел. С какими-то конкретными оценками мне выступать трудно.
Аникеев угрюмо хмыкнул.
– Насколько я могу позволить себе делать выводы, по крайней мере два человека с конкретными оценками уже выступили.
– Вы имеете в виду Барсукова и американца?
– У них, как я понимаю, огромная
Ну вот, кажется, приехали. Я незаметно вздохнул с облегчением. Не без труда, но мы вывели телегу нашего расследования на прямую дорогу. Словно в подтверждение моих ощущений, явился сверху помощник Аникеева и сообщил, что осмотр места преступления завершен. Все бумаги изъяты и опечатаны. Отпечатки пальцев и прочее – все сделано.
– Скажите, – спросил я тихо, – план спасительного переустройства СССР там не найден?
Молодой комитетчик непонимающе нахмурился в мою сторону. Аникеев тихо сказал ему:
– Запускайте медицину.
Минут через десять мимо нас пронесли носилки, накрытые простыней. Глядя им вслед, я вдруг был настигнут одной интересной мыслью. За суетой прошедшей безумной ночи и еще более безумного утра у меня до нее не доходили извилины. Так вот, я подумал, что не имею ведь ни малейшего представления о том, кто убил Модеста Анатольевича Петухова. А ведь кто-то его убил, зарезал ножом. И сейчас разгуливает где хочет. Вольно мне, конечно, думать, что если я ловко играю в кошки-мышки с майором Аникеевым, то нахожусь в безопасности. А вдруг убийца не нашел то, что искал? А вдруг он решит, что эта рукопись находится у меня?! Чушь, если бы не нашел, зачем бы убегал?! Сказать по правде, какая-то идиотская история. Положим, убил Барсуков, тогда куда испарился американец? Деваться ему было абсолютно некуда. Дверь я запер, все окна веранды целы, это я проверял, когда прятал свою добычу. А если убил Фил, такой ловко-ловко маскирующийся под простака агентище Мак Мес, то зачем было исчезать Барсукову?
А вдруг они сообщники?
Чувствуя, что мысль моя начинает впадать в шизофрению, я сказал себе – стоп! Какое мне дело до того, кто убил? Мне все равно, развалится СССР или пребудет вовеки. Мне даже плевать на то, как себя будет чувствовать в этой новой жизни интеллигенция, которую я по смешной инерции защищаю перед лицом бесталанной тайной полиции. Мой дальнейший путь пройдет мимо этой суеты. Минуя ложные маяки.
Я оторвал взгляд от уплывающих носилок, и он уперся в усатую физиономию сторожа Леонида, она появилась прямо передо мной над перилами веранды.
– Чайком не угостите?
– Конечно, Леня, проходите, – пролепетала прелестница Маруся, не спросив ни меня, ни майора. Ненормально взбодренный Леонид ввалился на веранду и шумно придвинул кресло к столу. Майор тут же встал. Не из неприязни к сторожам или белорусам, просто закончил дела. Я встал, чтобы его проводить. Леня уверенно сел и подмигнул Марусе.
– Вы уезжаете? – спросил я следователя.
– Да, – сказал он.
– Разрешите, я провожу вас до калитки.
Он удивился, но не отказался. А я просто хотел закрепить успех и удостовериться, что майор убывает из этого эпизода, размышляя в правильном направлении.
– Ваши люди не упустили там чего-нибудь, я имею в виду в кабинете? Ведь рукопись книги – это не иголка, если бы она все еще была здесь, то ее можно было бы обнаружить.
Остановившись у калитки, майор меня успокоил:
– Если такая рукопись есть, то ее здесь нет. Мои люди потрудились хорошо. Сейф пуст, повсюду лишь разрозненные бумажки. Вы удивитесь, но мы не обнаружили в доме и рукописей каких-либо других книг. Так, наброски, отрывки, обрывки. А ведь обыскали все. Включая и вашу комнату.