Планета бессмертных

Гарднер Джеймс Алан

Странно, однако, как быстро безграничная радость снова обретает границы: внезапно ты вспоминаешь, что на вас смотрят маленький оранжевый преступник, крупная мускулистая женщина, твердокаменные болваны и человек-призрак. И мгновенно ты начинаешь чувствовать ужасную неловкость, задаваясь вопросом, как выглядишь в глазах зрителей, беспокоясь из-за того, что это не слишком прилично – радоваться так открыто, позабыв обо всем на свете; ты боишься, что все остальные сочтут тебя невежественной простушкой. Тело первым ощущает неестественность ситуации: твоя подруга слишком низкая,

а ты – слишком высокая, и, наверно, склонившись над ней, ты выглядишь нескладной, словно великан, нагнувшийся к нежному цветку. «Нет, я не оттолкну свою подругу только потому, что испытываю неловкость…» Однако неловкость сохраняется, и тебе остается либо отодвинуться с глупым бормотанием, либо с упрямой решимостью продолжать обнимать ее, сейчас уже просто напоказ.

Ты чувствуешь, что недостойна своей подруги – из-за этих своих глупых мыслей. Начинаешь сердиться на себя… и внезапно осознаешь, что резко отшатнулась и – ох, как нехорошо! – возможно, даже нахмурилась.

Почему люди так поступают? Это великая тайна, и она приводит меня в бешенство. Хотя, может, во всем виноваты шадиллы, которые создали мой народ. Они снабдили нас несовершенным мозгом, не только тяготеющим к усталости, но и позволяющим смущению овладевать нами в моменты, когда смущаться нечего. Уверена, люди естественного происхождения не испытывают робости и неловкости, когда обнимаются со старыми друзьями.

Однако со мной именно это и произошло. Может, я даже огорчила бедную Фестину, резко вырвавшись из ее объятий, поэтому заставила себя наклониться к ней снова и губами коснулась ее макушки.

– Я же говорила, – мой голос звучал чересчур громко, – что я не из тех, кто может умереть. Очень глупо с твоей стороны было думать, будто какое-то простое падение может убить меня.

Фестина издала звук, который можно было принять и за смех, и за плач – точно не знаю, потому что она уткнулась лицом в мою куртку. Спустя мгновение она отодвинулась, вытерла рукавом глаза и одарила меня улыбкой.

– Ты права. Мне следовало догадаться.

Было приятно видеть ее такой, счастливо улыбающейся, хотя Фестина очень некрасива, даже по сравнению с другими непрозрачными людьми. На правой щеке у нее большое лилово-красное пятно: она называет его «родимым». Когда я в последний раз видела Фестину, это пятно скрывал кусок искусственной кожи, однако сейчас ее уродство снова было выставлено на всеобщее обозрение. Может, она обнажила пятно, скорбя из-за моей гибели… Эта мысль вызвала у меня чувство гордости, внутри что-то задрожало, а на глазах выступили слезы.

Что ни говори, Фестина очень хорошая подруга.

ОНИ НЕ ВИДЯТ ВРАГА!

– Ну, Весло, – со смехом сказала Фестина, – ты жива и снова во что-то впуталась. Объяснишь нам, что вы делали, болтаясь в пустоте? И почему несколько минут назад ваша заретта самоуничтожилась?

– Мы удирали от шадиллов. – Я торопливо вытерла слезы. – «Звездная кусака» проявила величайший героизм, протаранив вражеское судно.

– Вражеское судно? Мы не видели никаких других кораблей. – Фестина обернулась к матовой стене. – Лейтенант,

мы зарегистрировали что-нибудь в этом роде?

– Нет, адмирал, – ответил невыразительный голос.

Оказывается, Фестина получила повышение, сменив скромное звание разведчика на гораздо более высокое – адмирала. (Потом я выяснила, что она отнюдь не стала такой же злой, как Александр Йорк, поскольку ее звание является скорее фикцией и не дает никакой реальной власти.)

Уклод фыркнул у меня за спиной.

– Значит, вам пора заняться ремонтом своих сканеров. Такой чертовски большой корабль не заметить невозможно. Прямо перед тем, как вы появились, его уже можно было разглядеть невооруженным глазом.

– Есть такая проблема, – сказала Фестина. – Наши корабли ничего не видят невооруженным глазом… только с помощью камер и сенсоров. Как-то я спросила нашего конструктора, нельзя ли на каждом корабле прорубить хотя бы один милый маленький иллюминатор. Ее чуть удар ни хватил, так она смеялась над глупым разведчиком, понятия не имеющим, как это важно – сохранение целостности корпуса.

– Вы что, действительно не видели шадиллский корабль? – спросил Уклод.

– Мы видели, как ваша заретта неслась на чертовски дикой скорости; никто ничего подобного никогда не наблюдал. Люди на капитанском мостике просто глазам своим не верили. Они решили, что у нее какая-то катастрофическая неполадка. И спустя некоторое время она катапультировала спасательную капсулу, рванула в сторону и разлетелась на куски.

– И вы не видели, чтобы она во что-то врезалась?

– Она взорвалась в пустоте, – ответила Фестина. – Я сама видела это на обзорном экране.

Уклод вытаращил глаза.

– Вот дерьмо…

Он посмотрел на Ладжоли, как бы ожидая, что она выскажется, однако его жена лишь попыталась спрятаться за Нимбусом и выглядела примерно такой же испуганной и робкой, как во время первой встречи со мной. Похоже, в общении с чужеземцами от Ладжоли немного толку.

– Что-то не так? – спросила Фестина.

Я не поняла, к чему относится ее вопрос – то ли чего боится Ладжоли, то ли почему Уклод явно сомневается в том, что «Звездная кусака» взорвалась сама по себе. Поскольку великанша явно не стремилась обсуждать собственную трусость, я решила взять инициативу в свои руки.

– Твои устройства ослепли, – сказала я Фестоне. – Мерзкой «вязанке» ничего не стоит ввести в заблуждение ваши машины… и если «Звездная кусака» не полностью вывела из строя корабль шадиллов, они, наверное, сейчас приближаются к нам.

– По-прежнему ничего на сенсорах? – спросила моя подруга, обращаясь к тому, кто сидел за матовым пластиком.

И невидимый лейтенант снова ответил:

– Нет, адмирал.

– А как насчет связи? – спросил Уклод. – Шадиллы глушили все сигналы. Вы это заметили?

Фестина прищурилась.

– Да, у нас возникли кое-какие проблемы… не так давно мы потеряли контакт с основным флотом. Сейчас над этим работают техники. – Она опять обернулась. – Связь восстановлена, лейтенант?

– Все еще нет, адмирал. Ищут повреждение.