Планета без имени
Шрифт:
Дверь открылась, и тут же лавина из тел начала двигаться к выходу. К моему большому сожалению, когда пришла моя очередь покинуть корабль, снаружи я планеты не увидел. лишь холодный металл, уставшие заключенные и невозмутимые конвоиры. А еще странный воздух, от пару вдохов которого начинала кружиться голова. Непривычная атмосфера сразу давала о себе знать. Главное, чтоб это был временный, а не постоянный эффект…
— Тридцать заключенных прибыло в пункт назначения. — Конвоир связался с кем-то по рации. — Хорошо, отведем их в распределитель.
Конвоир махнул рукой, и шеренга из
Впереди маячила спина депутата. Лица его я не видел, но ухоженная укладка волос и приятно пахнущая кожа не давала усомниться, что это был именно он. Интересно, как его угораздила попасть сюда? Убил кого-то или же перешел не тому дорогу? А может и подставили. Просто убрали с пути, заслав в самый дальний уголок галактики. Тут я себя остановил: да какая разница, у всех, кто в сенате, рыло-то в пушку. Подставили или же нет, была бы моя воля, я бы их всех сослал сюда! И тут я задумался! Странно, ведь раньше за собой такой злости не замечал. Наверное, это все из-за этой ноющей боли в висках.
Голова действительно раскалывалась, и каждый шаг отдавался непосредственно в коре головного мозга.
Тоннель не заканчивался. Он казался бесконечным. Создавалось впечатление, будто мы топчемся на месте. Но нет же! Я посмотрел вниз и явно видел, как мелькали на полу розовые линии. Мы движемся. Но куда? Кажется, конвоир говорил о распределителе. Так вот куда мы идем! А стены все не заканчивались: Один фонарь, второй фонарь, третий фонарь… я уже начал считать фонари, которые служили освещением. Шестой фонарь….
— Мажор!
Я подпрыгнул, как же меня пугал этот житель трущоб. Сердце уходило в пятки, когда он обращался ко мне. Я даже слышал его скверное дыхание на своей шее.
— Мажор! Ты че, оглох?
— Ну, чего тебе? — Угрюмо спросил я. И мысленно приготовился к очередным нападкам и готов был дать словесный отпор.
— Сколько мы идем, ты знаешь?
— Тридцать фонарей, — машинально ответил я. — Тридцать один… тридцать два…
— У меня 80 пунктирных линий. — Сзади послышался тяжелый вздох. — Но такое чувство, будто мы на одном месте топчемся…
— Так ты тоже это заметил! — Воскликнул я и тут же прикусил язык, так как на меня обратил внимание один из конвоиров.
— Не нравится мне это. — Сказав это, амбал умолк.
Значит, я не один здесь, кого одолевают странные чувства и ощущения. Это не сумасшествие — уже радовало, а значит, я мучаюсь не простой головной болью. Это все из-за климата! Акклиматизация, будь она не ладна! Обычно на это уходит несколько дней. Человечество уже открыло сотни планет и еще столько же ждут своего часа. Мы как те тараканы, находим лазейку и тут же бежим устраивать базы, города, а после присасываемся к планетам, высасывая из ее недр все, что только можно. Свою же планету Земля мы давно угробили и теперь движемся дальше, ведомые лишь амбициями и жадностью. Вон, такие же депутаты, как впереди идущий и устраивают настоящий геноцид чужими руками. Я взглянул на свои руки, на которых висели браслеты, — Моими руками…
Нам приказали остановиться. Я выглянул из-за спины депутата и увидел в конце шеренги стол, за которым восседал какой-то тип в клетчатой рубашке. На военного он не походил. Наверное, какой-нибудь канцелярский работник, в обязанности которого входило регистрация новоприбывших. Одним словом, канцелярская крыса.
— Бюрократия. — Буркнул я, понимая, что это может быть надолго.
— Истинно правильные слова. — Раздался голос позади амбала.
Я его узнал. Голос принадлежал бледнолицему немощному мужичонку.
— Нет бы каждому из нас вживить чип, и он бы сканировал данные, не задерживая колонну. Но нет, лучше посадить одного человека на тридцать рыл. Это я понимаю, прогресс.
— А куда тебе спешить, старик? — А этот голос принадлежал молодому парню, который так же общался на корабле. — Я предпочту стоять здесь, чем переступить порог этой базы. Меня пугает то, что находится за той дверью.
Я снова выглянул из-за плеча депутата: первые заключенные подходили к работнику, тот что-то спрашивал, те отвечали и проходили в дверь. Что же там находится? Чего так опасался парень? Я начал накручивать себя, перебирая в голове варианты. В конце концов, это привело к тому, что воображение начало рисовать вместо двери огромную зубастую пасть. Она захлопывалась сразу же, как только внутрь входил человек, и начинала его пережовывать, пуская по полу слюни. Я встряхнул головой, и наваждение исчезло.
Наша компания располагалась практически в самом конце колоны, а очередь двигалась черепашьим ходом.
— Мне… мне уже все равно, — запинаясь, произнес тощий старик. Хотя он и не старик вовсе, просто плохо выглядел. — Голова скоро взорвется, вы, если что, держитесь подальше, чтоб случайно на вас не задело.
— Брось, старик! — Зарычал житель трущоб. — И без твоего нытья тошно!
— Я… я всего лишь предупредил, а вы как знаете, — Заскулил тощих заключенный и умолк.
Неужели бледнолицый действительно верил, что его голова может взорваться? У меня вот тоже голова трещит, но это не означает, что она может рвануть в любой момент, будто переспевший фрукт.
Мы еще прошли несколько шагов и остановились.
Затекло тело особенно, это касалось ног, и я начал переминаться. Немного полегчало. Даже голова поутихла. Вскоре по туннелю пронесся крик. Я уже думал, это взрывается голова старика, но нет. Мимо пробежал заключенный в оранжевой форме и в браслетах. Забег длился недолго, так как браслет на шее загорелся красным, а затем сжался. Подобное зрелище я видел впервые! Глаза вылезли наружу, надулись и покрылись красными жилами. Казалось, вот-вот и они лопнут. Я зажмурился и когда открыл глаза, заключенный лежал на полу и не шевелился. Смерть… он умер. Понимание пришло не сразу. Я все наделся, что парень встанет, отряхнется и пойдет на свое место. Но он не шевелился.