Планета чудовищ
Шрифт:
Барков разглядывал внутренности кровати.
– Похоже на желудок… Такое бывает у морских животных, – рассказывал он. – Думаю, кровать распространяет вокруг энергетические волны, заманивает жертву, потом спеленывает ее и переваривает… Такое простейшее. Оно вступает в симбиоз с разными существами. Селится на камнях, в раковинах…
– Не надо, – попросил я. – Не надо дальше…
Я представил, как меня переваривает кровать. Нет, лучше даже не представлять! Тяжелое зрелище. Хотя, конечно, глубоко символичное. Если бы о том, что со мной случилось, узнала Майя Ивановна Гучковская, она пришла бы
Вот! Вот к чему привели меня их попытки перевоспитания! Меня чуть не сожрала кровать!
– Понятно теперь, – покачал головой Барков. – Домик красивый, так и хочется зайти… Кроватка красивая, так и хочется прилечь… Я сам чуть не прилег. Знаешь, что меня смутило?
Я не знал, что там могло его смутить, но был благодарен тому, что его смутило. Я готов был поставить его смущению настоящий памятник.
– Вошел в гостиную, а луна светит так ярко, – продолжал Барков. – Поднялся наверх – луна продолжает светить, как ни в чем не бывало. Причем прямо в противоположное окно! Ну, меня и заинтересовало немного, думал, что оптический эффект такой. А оказалось, что совсем не оптический… – Барков осторожно пнул кровать. – Вообще, конечно…
Он не договорил. Уставился сначала на стену, затем стал оглядывать комнату. Она совершенно не изменилась, как была, так и осталась – чистенькой и аккуратненькой. Игрушечной-игрушечной. Только сейчас мне комната казалась какой-то… ненастоящей.
Барков шагнул к стене и ткнул ее ножом. Лезвие вошло глубоко в обои с мишками. Петр потянул его назад, но нож не пошел, остался в стене. Застрял.
Барков отдернул руку. Нож продолжал мелко подрагивать, кто-то там, в глубине стены, постукивал по нему молоточком. Или сама стена пульсировала. Резак проворачивался и вылезал наружу, что-то его выталкивало наружу, медленно так.
Через короткое время нож упал на пол. Но не брякнул, а как на резину упал, хотя пол был и деревянный, из досок.
– Значит, весь дом… тоже… – Барков подхватил нож. – Возможно, он растет… на своих жертвах…
– Что?!
– Весь дом… – шептал Барков. – Поразительно…
Стены вдруг шевельнулись. Как живые. Кровать шевельнулась тоже. И я заметил: распоротое брюхо твари начало стягиваться, наружу стала выдавливаться белая слизь…
Тут все было живое. И я вдруг сообразил: а ведь мы продолжаем оставаться внутри. Возможно, даже в самом желудке.
То же самое, кажется, понял и Барков.
– Уходим! – воскликнул он. – Сейчас же!
Откуда-то, мне показалось снизу, послышался нелепый хохоток.
Я метнулся к двери… Двери больше не было. Нет, она была, но я заметил, что коробка срослась с полотном и стенами, теперь дверь была будто нарисована. Дверь была ненастоящей!
– Двери нет! – крикнул я.
Барков подскочил ко мне, оттолкнул. Схватил нож и вогнал его в дверь. Почти повис на рукоятке. Но полотно поддавалось плохо, расходилось и тут же стягивалось обратно, нож продвигался вниз медленно.
– А-а-а! – Барков пнул дверь.
Совсем как тогда, на распределении, когда нас отправили на Европу. Но двери было все равно, дверь была сильная.
Тогда Барков уперся в дверь ногами и потащил нож на себя. Нож не поддавался, а потом разом, вдруг, освободился, и Барков оказался на полу.
Я рванул к окну. Стукнул по стеклу. Стекло спружинило, отбросило мой кулак.
Окно тоже было ненастоящим. И синяя луна была ненастоящей.
Мы оказались в ловушке.
Барков чесал рукой подбородок. Черный пистолет раскачивался на ремешке.
Пистолет! Если он легко пробивал переборки на грузовом корабле, то «резиновую» стену тоже прорежет…
– Давай, стреляй! – Я указал на пистолет.
Барков снял с плеча оружие.
– Стреляй! Прожги дверь!
– Нельзя. Батареи разряжены. Мне там снаружи тоже пришлось пострелять. Камнями чуть не завалило… – Барков показал индикатор на рукоятке пистолета. Он светился зеленым.
Пол вздрогнул, стены перекосились и стали стягиваться к центру.
– Стрелять пока бессмысленно, – прошептал Барков, – стену не пробьет. Надо подождать хотя бы чуть-чуть…
– Сколько он будет заряжаться?
Барков не ответил. Ясно, что быстро оружие готово не будет.
Барков тер подбородок, быстро оглядывая стягивающуюся комнату. И не мог ничего придумать, по его лицу видно было. По глазам. Я тоже не мог ничего придумать. Пялился только на колышущиеся стены.
Стены сдвигались. Неравномерно, та, возле которой стояла кровать, быстрее, та, что с окном, медленнее. Пол стал мягким и податливым, ноги начинали в нем тонуть, как в желе.
Честно говоря, мне не очень было страшно. Я совсем недавно уже так сильно испугался, что испугать меня по второму разу было нелегко. Во всяком случае, сегодня. К тому же сейчас рядом со мной был Барков, а вдвоем всегда гораздо проще и веселее. Мы сидели на живом полу плечом к плечу и глядели на пистолет, на индикатор. До красного уровня оставалось еще три деления.
– Может, пора? – спросил я.
По-моему, так пора. Стены были уже близко, с них выпячивались какие-то мелкие отростки, которые жадно тянулись в нашу сторону.
– Может, ты все-таки выстрелишь?
– Нельзя. Хватит только на один разряд. Только на один, потом мы уже не сможем…
Моей шеи коснулось липкое.
– Стреляй! – зарычал я.
– А пошло оно… – прошептал Барков, поднял пистолет и уткнул его в приблизившуюся стену.
И тут произошло следующее. Стены резко сжались. Очень резко, буквально за мгновенье какое-то. Я даже глаза не успел закрыть, как оказался сплющен ими, комната свернулась в трубу, меня мощно поддало в спину, и я вылетел в окно. Как пробка из бутылки.
А вслед за мной вылетел Барков. Как мяч из теннисной катапульты.
Я успел сгруппироваться, упал на камни боком, ушибся несильно, только руку чуть не сломал. Баркову тоже повезло – он свалился на склон скалы, проскользнул, скатился к изгороди. И почти сразу засмеялся. От души так, с удовольствием.
Вообще у него черта такая. Я заметил – смеяться Барков любит. Не к месту смеяться.
– Живой? – спросил я.
– Живой, – ответил Барков.
– А чего смеешься?
– А ты не понял, что ли?