Планета Харис
Шрифт:
— Нет, я не догадался… — Уилки Уолт задумался.
Уилки с самого раннего детства стремился только к науке. Политикой не интересовался, ведь ему не мешали заниматься наукой.
Соединенные Штаты остались почти единственной страной, не принявшей социализм. Но и свою капиталистическую сущность его правительству приходилось маскировать в самые лучезарные одежды демократии. Такие люди, как Уилки Саути, это понимали и разоблачали скрываемую Истину порой ценой собственной жизни.
5
СЕ
Что есть время?
Я вам говорю о будущей жизни.
Он сидел прямо на земле, в порыжелом костюме, развязанном галстуке; шляпу он где-то потерял, и длинные, начавшие седеть черные волосы растрепались, борода всклокочена. Всю ночь он в отчаянии бродил по городу, уходил в поля, а потом, видно, обессилел и уснул, присев.
Какие-то причудливые сны еще клубились в его сознании, но он уже проснулся и, кряхтя, поднялся с земли. От реки тянуло сыростью, ночь была холодная, и он продрог до костей. Надо идти домой. Жена ведь беспокоится. Уже светает. А где же его велосипед, неужели потерял? Человек медленно пошел вдоль Оки.
Пустота и страх на душе, а мысли заняты лишь одним — теорией, которая никому не нужна.
Но ведь будет же когда-нибудь нужна! Просто он опередил свое время — лет на триста, на пятьсот. Оттого он так беспредельно одинок. Не с кем поговорить о самом заветном.
И это вечное замалчивание его трудов, будто их и нет на свете. Полное непризнание. Впору выйти на площадь, поклониться на все четыре стороны и кричать: «Да выслушайте же меня! Я вам говорю о звездах! Как добраться до звезд».
Разве не писал он в Академию наук: «Я буду благодарен за самую малую помощь, оказанную мне Академией. Не пренебрегайте этой моей смирённой просьбой, ибо одна мысль, что я не один, дает мне нравственные силы немедленно приняться за подготовительные работы и с божьей помощью окончить их…»
Птицеподобная летательная машина. Аэродинамические опыты. Постоянные мысли о космосе. Нельзя ли использовать энергию Земли? Его работу «Тяготение как источник Мировой энергии» замолчали, как и другие его работы.
У них чины и звания, авторитет и известность, что он для них? Чудаковатый учитель из провинции, самоучка в науке, глухой и жалкий. Конечно, он жалок: эта унизительная нужда, постоянное недоедание, грызущее чувство вины перед женой и детьми. Он не мог даже внести членского взноса в кружок любителей физики и астрономии… пришлось выйти. Опять остался один.
Сколько бы он сделал, будь у него хоть мало-мальски сносные условия для работы.
Он-то знал, во имя чего жил и работал!
…Какой странный, какой дикий сон ему сейчас приснился. Что же, может, где-либо в космосе и живут такие существа. В своем очерке «Свободное пространство» он писал: «Нет ничего невозможного в предположении, что эти пространства населены крайне странными для нас существами».
Марситы? Бесконечности времен рождают непонятные друг другу Миры. Далекие, прекрасные, загадочные Миры.
Полет к звездам… неужели он один на всей Земле мечтает об этом? Никто не хочет разобраться в его идеях. Атомные электрические ракеты! Но их час пробьет. Квантовый генератор света… Квантовый двигатель… Еще не испытанный, не построенный.
Он знает, что интуиция его безошибочна. О, грядущие поколения, может, хоть вы оцените мой труд? И помянете добрым словом того, кто был не признан, одинок и гоним при жизни?
Он лишь скромный ученый XIX века, но его мысли неоднократно крали, и даже на других континентах. И никто не встал на защиту его авторских прав.
Уже всходило солнце — он еще не подозревал какого дня, — одна за другой просыпались птицы, ветер шумел в липах. Он шел домой, ничего не слыша, не замечая, погруженный в горькие мысли.
Как он написал в газету… Он помнит эти слова почти наизусть, потому что воистину они написаны кровью сердца: «Я не работал никогда над тем, чтобы усовершенствовать способы ведения войны. Это противно моему христианскому духу. Работая над реактивными приборами, я имел мирные и высокие цели: завоевать Вселенную для блага человечества, завоевать пространство и энергию, испускаемую Солнцем. Но что же вы, мудрецы, любители истины и блага, не поддержали меня? Почему не разобраны, не проверены мои работы, почему не обратили, наконец, на них внимания? Орудия разрушения вас занимают, а орудия блага нет.
Когда это кончится, пренебрежение мыслью, пренебрежение великим? Если я не прав в этом великом, докажите мне, а если я прав, то почему не слушаете меня… Акулы распоряжаются и преподносят что и как хотят: вместо исследования неба — боевые снаряды, вместо истины — убийство».
Он подошел к своему дому — небольшому домику с мезонином — и хотел постучать, но дом был заперт. Дом выглядел необитаемым. Он был… свежевыкрашен? На нем была мемориальная доска… В свете взошедшего солнца ярко блеснули буквы: дом-музей…
«Боже, я еще сплю?» Это был дом-музей его имени.
В этот день — 10 июля 2009 года — многие заметили растерянного, выбившегося из сил пожилого бородатого человека в немыслимо старомодном сюртуке. Он едва держался на ногах, но все куда-то шел. Впрочем, он иногда поворачивал и шел обратно. Черные глаза его выражали полную растерянность.
Группа молодых людей — они возвращались с завода электронной аппаратуры — остановила его.
— Отец, вам плохо?
— Может, вы больны… или беда?