Планета косматых
Шрифт:
– Основательный подход, – сказал Торрес. – Давайте деньги.
С хлопком открылась маленькая крышка, и в протянутую узловатую ладонь Торреса выпорхнули новые хрустящие мардстоунские деньги. Компьютер сказал:
– Питер, тебе придется оставить свою подружку Пегги, пока ты будешь работать над этим делом. И, пожалуйста, постарайся совершенно ничего не рассказывать ей о своем задании.
Торрес ухмыльнулся и пересчитал деньги.
Глава вторая
Чернокожий человек, покачивая головой, переводил взгляд с одного тела
– Очень трудно решиться, – сказал он Торресу. – Надеюсь, ты извинишь меня за то, что пришлось встречаться в таком жутком месте, Пит, но я страшно спешу. Какое бы ты выбрал?
– Для чего? – Они находились в холодной куполообразной комнате с бледно-желтыми металлическими стенами.
– Для оперы, – ответил Букер Маккристал. – Я ужасно боюсь, что мне не понравится ни один из этих парней. – Он взял одно из тел в плиомешке за широкие плечи и приподнял над виниловым столом, на котором оно лежало. – Этот получше. Можешь представить его с бородой, Пит?
– Думаю, смогу, если понадобится, – ответил Торрес. – Что за опера?
Маккристал положил тело и приподнял следующее.
– Нет, я не могу представить его в поле колосьев. Сознаюсь, Пит, я страшно много работаю в посольстве Барнума. – Он отступил от обоих упакованных тел. – Ни один из этих не подойдет. Куда же запропастился этот жуткий тип из службы реанимации?
– Я хочу поговорить с тобой о Битти Данлине, – сказал Торрес.
– Я еще не объяснил тебе насчет оперы. – Маккристал наклонился к телам на столе. – Беда в том, что этот жуткий тип из реанимации уперся: у него-де в наличии только эти два тенора. А они не подходят для роли, как я ее себе представляю, не подходят, и баста. Хотя тут я могу страшно ошибаться, как ошибаюсь относительно большей части того, что Барнум замышляет здесь, на Мардстоуне.
– Ты пришел в этот морозильник набрать труппу для оперы?
– Разве моя секретарша не объяснила, когда назначала эту встречу?
– Когда я утром звонил в канцелярию посольства Барнума, то разговаривал не с ней. Мне ответил какой-то парень, который сказал, что работает в твоей справочной службе.
– Опять он, – кивнул Маккристал. – Крепкий, веснушчатый хвастливый молодой блондин? Да, он не такой жуткий, как предыдущий. Но сетовать не приходится – они думают, что оказывают мне любезность.
– Кто?
– Этот плотный белокурый юноша работает на «Бюро расследований Мардстоуна», – объяснил служащий посольства. – У них есть отвод на наши видеофоны, и, когда моя секретарша занята, они выручают, отвечая и принимая сообщения.
– Разве Барнум не против подобных действий местных властей?
– Барнум очень осторожно ведет себя на Мардстоуне, и особенно на этой территории, Пит, – сказал чернокожий. – Это единственная причина, по которой они перестали искать бедного Битти Данлина. Даже не будь он столь высокопоставленным лицом, следовало бы ожидать, что поиски затянутся больше, чем на неделю. Я считаю, что последние три дня они просто без толку порхали на своих хопперах над океаном.
– Я думал, Данлин пропал на суше.
– Да. А поисковая операция – надо сказать, жутко бесполезная – проводилась кое-как. Бедный Битти.
Маккристал снова приподнял за плечи
– Ха, я только что понял. Тебя наняло это жутко предприимчивое «Агентство Мирабелиса» найти нашего бедного пропавшего Битти. Так, Пит?
– Верно, – кивнул Торрес.
– Потрясающе. Жаль, что я завтра уезжаю с оперой на гастроли. Я уже рассказал тебе об опере?
– Нет. – В этой холодной круглой комнате стояли два металлических кресла, Торрес присел в одно. – Давай, Букер, расскажи минуты за три-четыре. А потом объясни, что делал Битти в джунглях.
– Ох, да его даже близко от джунглей не было. Он был в частном загородном поместье. – Маккристал отошел от двух замороженных теноров и уселся в другое кресло. – Я полагаю, что стоит только освободить этих парней от льда или от того, в чем их хранят, как они сразу протухнут. Меня всегда ужасно беспокоит нехватка времени. Да, так об опере. На самом деле это пропаганда.
Торрес качнулся в жестяном кресле и промолчал.
– Ее написал местный композитор, очень талантливый молодой человек. Затем Барнум привлек несколько человек из отдела пропаганды для доработки. Понимаешь, надо, чтобы искусство пропагандировало наше желание помогать здешнему правительству понять нужды народа. Наша опера называется «Пляшущий пахарь».
– По-деревенски.
– Это опера о сельском хозяйстве. Скажу тебе, Пит, ужасно трудно поставить оперу только о сельском хозяйстве, не заботясь о пропаганде, – продолжал сотрудник посольства. – Мы вывозим «Пляшущего пахаря» в степи и фермерские хозяйства, и это обещает стать жутко утомительной серией вечерних представлений в фермерских общинах и некоторых лагерях беженцев.
– Большая часть страны страдает от голода, или я что-то путаю?
Маккристал с улыбкой отмахнулся:
– Одна из задач нашей оперы – убедить народ, что на самом деле никакого голода нет, а существует лишь небольшое несоответствие в распределении продуктов.
– Что случилось с хорошо налаженной продовольственной системой?
– Она слишком сложна, как и все на Пелюде, – сказал Маккристал. – Задача нашей оперы – воспеть сельского жителя и заставить его понять, что нехватка продовольствия не так уж велика, как доказывают некоторые радикалы. – Он понизил голос. – Понимаешь, Пит, Барнум субсидировал экспериментальные продовольственные исследования по ту сторону джунглей. Я слышал, что там очень близки к потрясающему открытию. У меня есть уже написанная и одобренная специальная ария о новых дешевых протеиновых заменителях.
– Что случилось с твоим тенором? – спросил Торрес.
– С первым? О, еще одно из этих излишних закручиваний гаек. Его по какому-то простенькому дельцу допрашивала полиция, и они ухитрились сломать ему не одну, а обе руки. Может быть, после этого он и смог бы играть какие-нибудь роли, но не земледельца в этом представлении. Кроме того, он прикинулся испуганным и скрылся в дебрях. – Маккристал тяжело вздохнул. – В этих службах реанимации всегда есть запас обнищавших актеров и певцов. Эти люди вынуждены были подвергнуться заморозке и ждать, пока не подвернется хорошая работа. А один бедный старик-чревовещатель пролежал почти век и так и не потребовался.