Планета МИФ

Александров Вильям Александрович

Мы выбрали большую площадь, судя по всему, отведенную когда-то для посевов, а сейчас покрытую ровной желтоватой растительностью.

Корабль посадили благополучно и несколько часов ждали, думали, увидим какие-то признаки жизни, людей — ведь посадка космического корабля не может пройти незамеченной.

Ничего…

Только ветер раскачивал высокую желтоватую траву вокруг нас, да какие-то огромные чёрные птицы пролетали в отдалении, вскрикивая резкими гортанными голосами.

Так мы провели в корабле ночь, стояли возле иллюминаторов, глядели в багрово-фиолетовое небо,

по которому плыли одна за другой оранжевые луны, стянутые с других орбит, и нам казалось, что это чьи-то воспаленные, предостерегающие глаза следят за нами с неба…

А под утро, часа за два до рассвета, произошел необычайной силы волновой разряд. Это был очень короткий, мгновенный импульс, но сила его была колоссальной. Наши приборы показали, что если бы не обшивка корабля, этот волновой удар мог бы оглушить человека, лишить его сознания.

Но все это без малейшего звука, без движения… Все было так же тихо, спокойно. Так же покачивалась под ветром желтая трава и оранжевые луны плыли по фиолетово-багровому небу.

Потом наступил рассвет. Небо сделалось темно-синим, затем зеленоватым, затем желто-лимонным. Померкли луны. Исчезли птицы. Ушла зловещая напряженность ночи, и все вокруг показалось не таким уж мрачным…

Команда ждала разрешения выйти из корабля, я их понимал — долгие месяцы полета, анабиоз, переход к субсветовым скоростям — все это, конечно, не могло пройти даром, люди устали. Но я удерживал их, ждал новых сюрпризов, вроде того волнового удара.

Однако больше ничего не было. Только на следующую ночь, перед рассветом, повторилось то же самое — короткий мощный разряд — и все.

Я приказал всем надеть защитные шлемы.

Мы вышли на третье утро. Выходили группами, по очереди — одна группа на воздухе, примерно часа полтора, остальные на корабле. Я приказал своему заместителю следить за этим распорядком, а сам с двумя людьми вылетел на предварительную разведку.

Мы полетели на малой авиетке, облетели район посадки, убедились, что ничего интересного нет, определили по снимкам, сделанным с орбиты, направление к ближайшему городу, примерное расстояние до него, радировали на корабль и двинулись к городу, прикинув, что будем там примерно через час.

Под нами шла все та же заросшая желтой травой равнина, такая же плоская и такая же колышущаяся под ветром. Больше ничего… Только в одном месте мы пересекли какую-то желтую полосу.

— Посмотрим поближе, — сказал я пилоту.

Мы вернулись и полетели вдоль этой линии. На высоких опорах из светлого прочного материала шла над землей труба, сантиметров двадцати в диаметре, ярко-желтого цвета. Ясно было, что это линия передачи. Но какая? Что она передавала? Откуда и куда? Мы только отметили по снимку эту линию и полетели дальше.

Примерно, через полчаса полета нам встретилась другая такая же линия, только труба была побольше диаметром. Шла она под некоторым углом к первой. Проложив по карте направление, мы пришли к выводу, что они должны пересечься в стороне, противоположной той, куда мы летели.

Вот и все. Больше ничего любопытного не было за время нашего полета, если не считать того, что, подлетая к городу, мы увидели

отходящую от него такую же линию, идущую примерно в том же направлении.

Город открылся сразу. Здесь не было пригородов, не было окраин. Сразу за огромным бетонным кольцом автострады начинался многоэтажный, расположенный по типу наших, земных, — в три яруса — город. Нам пришлось подняться выше — к транспортному ярусу, предназначенному для ракет и авиеток.

Мы летели над городом. Внизу, на почве, бушевали буйно разросшиеся деревья. Вверху, на уровне с нами, летали птицы. А во втором, предназначенном для людей, ярусе шла своя удивительная жизнь.

Двигались горизонтальные лифты, открывались и закрывались их двери; в товарные галереи сплошным потоком поступали по конвейерам новые товары, по другим — увозились старые товары; в домах работали кухни, подавались на столы обеды и ужины, затем убирались со стола; включались и выключались многочисленные реле — обогрева, информации, питания, уборки… Словом, здесь делалось все, что нужно было людям, было предугадано малейшее их желание, великолепно продумано все, что только могло понадобиться им в любой момент дня и ночи…

Вот только самих людей не было.

Мы летели вдоль яруса, видели работающие конвейеры, лифты, кухни, но ни одного живого существа не было на всем протяжении нашего полета. Только птицы — эти огромные чёрные жирные птицы, иногда спускались до уровня второго яруса, хватали что-нибудь с тележки конвейера и взмывали ввысь, радуясь своей добыче.

Мы облетели весь город, просмотрели каждую линию, каждую магистраль — всюду одно и то же… Все работало, двигалось, закрывалось, открывалось… Людей нигде не было.

— Может, они внизу, — упавшим голосом сказал Адриан, наш пилот. — Может, они сегодня отдыхают?

— Все до одного? До единого?!

И все же мы спустились вниз, полетели над деревьями, над садами, над озерами. Здесь все было великолепно: зелеными волнами колыхались под нами гигантские деревья, сверкали озера, окаймленные песчаными берегами, совершали рейсы прогулочные теплоходы… Мы видели сверху, как они с точностью до минуты подходили к пристани, стояли положенное время, затем отчаливали, делали круг по озеру и подходили к пристани снова… Даже музыка играла на них — мы слышали. И даже флажки выбрасывались в нужный момент, когда эти теплоходы (или самоходы — не знаю, как их назвать) встречались друг с другом. Но все это совершалось само собой, как в игрушечном царстве, где под действием невидимой пружины все движется, кружится, вертится, прыгает, играет, но все это лишь подобие жизни, лишь ее бездушный отголосок.

И единственное живое во всем этом были чёрные птицы. Они и здесь появлялись иногда, разрывая тишину гортанным, режущим криком…

Стало жутко. Я видел, как Адриан ведет машину рывками, видел, как вцепился наш астрофизик Гей в поручни возле иллюминатора, как подрагивают его светлые усы…

— Куда же они все делись? — крикнул Адриан.

Он хотел добавить еще что-то, но голос его сорвался.

— Поднимайся вверх! — я показал ему рукой. — Вверх! На сегодня хватит. Возвращаемся на корабль.