Планета отложенной смерти (сборник)

Покровский Владимир Валерьевич

Удивительно то, что незадолго до похищения Веры Антон даже упрекнул Федера в том, что тот стал мало уделять времени своей возлюбленной.

Почему он так сказал, можно было только гадать. В последние недели Федер изредка появлялся в домике Веры лишь в вечернее время ямайских суток, длившихся сорок четыре стандартных часа.

Антон считал, что Федер плохо обращается с Верой — взял ее зачем-то на пробор и забыл. Федер считал, что с ним плохо обращается Вера. Ни он, ни она, похоже, не знали, как себя вести в данной обстановке.

С самой юности Федер постановил для себя, что он не понимает слова «любовь». Жить с таким непониманием было вполне удобно. Можно любить звезды, можно любить смотреть на огонь, можно любить родителей, можно любить женщину, можно любить своих детей — и все это совершенно разные чувства. Но в случае с Верой все было иначе. После первой же встречи он постоянно о ней думал, хотя совсем не боготворил, даже считал зазнавшейся пустышкой. А на то, что тянуло его к ней, злился. Засыпая в одиночестве, представлял себе ее волосы, ее походку, ее глаза, у него проснулась отличная осязательная память — он помнил каждую складку ее тела. Он действительно любил ее и не мог понять, почему она так часто на него злится.

Первым обнаружил исчезновение Веры сам Федер. Видимо, специально было так подгадано, что Веру похитили буквально минут за десять до его обычного визита. Он шел не спеша к ее домику и уже готовился к привычному разговору с ней, состоящему из длительных пауз между холодными репликами, предвкушал обычный, хотя с каждым разом все более трудно достигаемый взрыв взаимной страсти, объятия, шумное дыхание, торопливое сбрасывание одежд, забвение всех прошлых и будущих ссор…

Дверь открылась при его приближении, он молча вошел, кашлянул перед входом в гостиную, где она обычно коротала время со стеклами или нарко, вошел… и увидел пустоту с попорченным, отброшенным в сторону креслом. И тогда дом вежливо сказал:

— А Веры сегодня нет.

Он все понял с самой первой секунды, но сам себе не поверил и глупо спросил:

— Ничего не передавала?

А потом он начал лихорадочно действовать. Федер заорал, созывая своих, готовый плюнуть на все планы, думая лишь о том, как освободить Веру.

Суперсвязь почему-то не сработала, слава Богу, услышал его только Антон, прибежал к дому Веры. Через несколько минут они оба уже были в интеллекторной. Федер задал вопрос машине о своей пропаже. Интеллектор подумал и дал на экран изображение Веры.

— Информация от обычных «стрекоз», — раздалось сообщение.

Вера полулежала в кресле в углу знакомой комнаты, но Федер поначалу никак не мог узнать это помещение. Вера выглядела расстроенной, но была определенно жива.

— Где это? — спросил Федер.

— Дом Аугусто, — ответил интеллектор и повторил: — Информация от обычных «стрекоз».

И тут тренькнул телефон. Федер автоматически ответил:

— Да!

— Вы, кажется, уже поняли, что Вера у меня? — вкрадчиво спросил Аугусто. — По-моему, нам есть о чем поговорить. Зайдите-ка!

— Да-да, конечно, сейчас! — крикнул Федер, огляделся в панике, страдальчески взглянул на Антона, рванулся к выходу.

— Подождите, Федер!

— Ну что еще?

— Ничего не изменится, если вы придете к нему на полчаса позже. Надо разобраться сначала. Хотя бы приблизительно. Да и успокоиться вам надо, а то такого натворите…

— А пошел ты…

— Нет, прежде давайте подумаем.

Одной из привлекательных черт Федера было то, что он чрезвычайно быстро поддавался разумным доводам. Стоя у двери, он подумал немного, кивнул, прошел обратно в комнату и уселся на диван.

— Ну? Что ты предлагаешь?

— Сначала бы почистить местечко надо, — выразительно сказал Антон.

— Чисть.

Антон порылся в своих многочисленных ящиках и наконец извлек на свет темно-коричневую палочку с шаровым утолщением на одном из концов. Это была собранная им самолично так называемая «погудка».

Использование погудки предусмотрено самой схемой «стрекоз», причем всех конструкций. Вещь это не то чтобы особенно секретная, но в настоящее время напрочь забытая. Это довольно простой прибор, экстренно отключающий всех «стрекоз», попавших в поле его действия.

Погудки нигде не производятся. Но когда Федеру понадобилась защита от шпионажа, Антон с помощью своих интеллекторов раскопал архивные базы и там нашел профессиональную схему погудки со всеми необходимыми пояснениями. Собрать ее уже было парой пустяков. Это было очередной маленькой победой над Аугусто, не имевшим таких приборов.

Антон включил погудку, шарик на ее торце слабо засветился, потом потух, и еле слышным, искаженным голосом произнес:

— Четырнадцать.

Мамуты-техники, припавшие к экранам в штабе Аугусто, зачертыхались.

— Что это он за херовину такую включил? Ослепил их, что ли?

— Ослепил не ослепил… Тебе-то какая разница? — озабоченно проворчал второй мамут. — Десятник все равно морды начистит нам, а не ему. А у меня сегодня свидание с одной амазоночкой, черт их всех дери…

Между тем Антон, оказавшийся в роли человека, указывающего Федеру, пресек очередную попытку командира вскочить и бежать сломя голову к Аугусто и спросил:

— Давайте не нервничать и подумаем вместе, зачем Аугусто это сделал?

— Он сволочь, он гадина, он не человек, вот зачем он это сделал!

В это время один из интеллекторов вызвал Антона на связь, и тот не прореагировал.

— Он, дрянь такая последняя, чуть не в любви мне признавался… — продолжал причитать обезумевший от горя Федер.

— Он ваш враг!

— Господи, какой же я идиот, нужно было ее срочно отослать отсюда! Я его сейчас убью!

— И всех наших погубите.

— Все равно я его убью! Немедленно!

Такого шока Федер не испытывал никогда, он даже и сам не понимал, что с ним происходит.