Планета смертной тени
Шрифт:
– Почему это? – удивился Дик-33.
– Не кусаться, если на него не наступать. Синий жук – плохо. Синий жук маленький. Такой. – Ут-Ташан показал первый сустав мизинца. – Но его много. Так много, что деревья не видеть.
– А откуда появляются синие жуки?
– Там сидеть. – Ут-Ташан копьем указал на один из уродливых наростов. – Сидеть, ждать, пока много-много не стать. Выходить, когда второй солнце подниматься.
– Каждый день? – удивился Дик-7.
– Нет, – мотнул головой Ут-Ташан. – Но я день не знать, когда жук выходить. Поэтому надо быстро-быстро лес ходить.
Дик-33
– Ты знаешь, куда мы идем? – спросил его Дик-33.
Просто так. На всякий случай. Чтобы быть уверенным, что Дик-18 еще не окончательно выпал из реальности.
Не глядя на задавшего вопрос спутника, Дик-18 молча кивнул.
И – все.
– Может быть, повернем назад? – задал провокационный вопрос Дик-33.
Дик-18 вновь даже не покосился в его сторону.
– Не стоит, – сказал он.
И вдруг медленно, плавно вознес руки над головой. Будто очертил вокруг себя невидимый круг.
Абориген, шедший по левую руку от Дика-18, что-то сказал, обращаясь к Ут-Ташану.
– Оставь, оставь, – обернувшись, рукой замахал на Дика-33 сын вождя. – Ходить – хорошо, думать – плохо.
– И долго он будет так плохо думать? – насторожился Дик-33.
– Нет, – ответил Ут-Ташан.
И – все. Что должно было означать это «нет» – поди угадай.
Дик-33 отметил, что уже не в первый раз он пытается и не может получить от сына вождя более или менее вразумительный ответ о том или ином отрезке времени. Видимо, аборигены не имели даже самой примитивной системы измерения времени. Наверное, им это было не нужно. А, может быть, они просто не видели в этом смысла. В самом деле, зачем считать дни в мире, где на землю никогда не спускается ночь? И, кто знает, может быть, они были гораздо счастливее тех, кто считал секунды, постоянно куда-то спешил и непременно опаздывал.
Присмотревшись повнимательнее, Дик-33 начал примечать и других обитателей влажного, тропического леса. Высоко наверху, в кронах деревьев сипло кричали и перелетали с ветки на ветку большие птицы с ярким оперением. Ниже, по лианам, бегали хвостатые зверьки, быстрые и верткие. Похожие не то на лемуров, не то на ящериц. Рассмотреть их как следует не удавалось. Зверьки будто чувствовали устремленный на них взгляд, тут же соскальзывали по лиане на дерево и прятались среди уродливых наростов.
Около часа Ут-Ташан вел отряд через джунгли. Временами он начинал напевать какую-то песню, а воины, следовавшие позади него, в нужных местах подпевали и прихлопывали ладонями по голым бедрам. Простая и однообразная, непривычная для слуха человека мелодия на удивление органично вписывалась в картину окружающего мира. Казалось, плыла, петляя, между стволами, цеплялась за лианы, иногда подпрыгивала вверх, словно хотела дотянуться до зеленых ветвей, и тут же падала вниз, терялась среди палой листвы.
В какой-то момент Дик-33 ощутил, как к наполнявшим
– Что там? – спросил Дик-33, указав в сторону, куда они шли прежде.
– Плохая дорога, – ответил абориген. – Нельзя ходить.
– Почему?
– Вода… – Ут-Ташан пошевелил пальцами, будто что-то помял. – Грязь… – он явно не находил нужного слова.
– Болото, – подсказал Дик-33.
– Понимать, – кивнул Ут-Ташан. – Болото. Много воды и грязи.
Вскоре в просвете между стволами показалось небо. Отряд вышел из джунглей и оказался в саванне, заросшей высокой сухой травой, поднимающейся местами выше пояса и колышущейся, будто волны желтого океана. То там, то здесь однообразие заросшей травой равнины нарушали невысокие деревья с широкими развесистыми кронами, над которыми непрестанно кружили стайки очень мелких птиц.
Ступив в высокую траву, аборигены затянули совсем другую песню, с резкой, агрессивной мелодией. Воины не выпевали даже, а громко, отрывисто выкрикивали слова. И в такт рваному ритму то и дело широко взмахивали копьями, проводя ими по траве.
– Что они делают? – спросил Дик-33.
– Петь, – ответил Ут-Ташан.
– Песня теперь другая.
– Так, – одобрительно кивнул абориген – ему понравилось, что человек заметил разницу. – Они теперь зверя пугать.
– Зверя? – Дик-7 встревоженно посмотрел по сторонам. – Какого еще зверя?
– Опехашуан.
– Опасный зверь? – тоже насторожился Дик-33.
– Не опасный, – пренебрежительно ухмыльнулся Ут-Ташан. – Но плохой.
– Почему плохой?
– Может прятаться в трава и со спина кусать. – Для наглядности Ут-Ташан похлопал себя по лопатке. – Сильно кусать.
– Так, может, лучше не шуметь? – сказал Дик-18. – Чтобы зверь не знал, где мы?
Дик-33 посмотрел на спутника. Взгляд у того был вполне осмысленный. Да и вещи он говорил здравые.
Однако у Ут-Ташана на сей счет имелось свое мнение. Глянув через плечо на Дика-18, он звонко хлопнул себя ладонью по лбу.
– Плохо думать! Совсем плохо думать! Смотреть! – повел он рукой вокруг. – Трава вокруг много! Опехашуан в трава тоже много прятаться. Как ты узнать, где он? А он сидеть тихо-тихо, ждать, когда ты мимо проходить. Вот тогда он тебя за спину кусать! – резко сжав в кулак растопыренные пальцы, Ут-Ташан изобразил укус. – Сильно кусать! Иногда тот, кого кусать, помирать. Так. Шуметь надо, чтобы опехашуан слышать, бояться и дальше убегать.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Дик-33 у приятеля.
– В порядке, – кивнул тот. – Вроде как ничего и не было.
– Но мясо больше есть не станешь? – улыбнулся Дик-33.
– Чего это вдруг? – упрямо выставил нижнюю челюсть Дик-18. – Непременно стану!.. Да какого греха!.. Не буду же я всю оставшуюся жизнь детским киселем питаться!
– А не боишься?..
– Нет!
– Шаман помогать, – по своей обычной привычке бесцеремонно встрял в разговор Ут-Ташан. – Шаман много всего знать. Хорошо лечить.