Планета спартанцев
Шрифт:
— Это очень целесообразно, — горько заметил Маргарет Лэзенби. — Один человек должен умереть во имя блага людей.
— Осторожнее, Мэгги, здесь могут быть «жучки». Вспомни, что мы не являемся членами Совета.
— Звучит как слова древнего морского офицера. Я часто думаю, что эпоха «дипломатии канонерок» может дать массу материала для размышлений.
Глава 12
По дороге в космопорт никто не проронил ни слова. Брасид понял, что оба чужака потрясены, услышав об участи,
Машина ехала по городским улицам, впереди двигалась одна из колесниц, расчищая дорогу, вторая замыкала группу. Кругом собралась толпа зевак — похоже, весть о присутствии инопланетян в городе разнеслась быстро. Все — и спартиаты, и илоты — с неприкрытым любопытством разглядывали обитателя Аркадии.
Маргарет Лэзенби передернула плечами.
— Джон, мне не нравится эта планета — совсем не нравится. Не раз говорили, как хорошо оказаться единственной женщиной в мире мужчин. Я так не думаю. Меня словно раздевают десятки глаз. Ты знаешь, я боялась, что царь и впрямь прикажет мне раздеться.
— Не понимаю, почему это тебя беспокоит, — ответил Джон Граймс. — Я думал, что на Аркадии вас воспитывают истинными нудистами.
— Я тоже не понимаю, почему это его смущает, — подтвердил Брасид. — Если, конечно, он не стесняется своего уродства.
Маргаретлэзенби взорвался.
— Начнем с того, сержант, что я не урод. Во-вторых, правильно говорить обо мне, употребляя местоимения «она» и «ее». Вам ясно?
— Эти местоимения употребляются по отношению к инопланетянам, которые отличаются… формой тела? — поинтересовался Брасид.
— Да. И еще, в качестве личного одолжения: Вы не могли бы в дальнейшем воздержаться от замечаний по поводу формы моего тела?
— Хорошо, — кивнул Брасид, но не удержался от комментария: — На Спарте нет деформированных.
— В физическом смысле — безусловно, — парировал Маргарет Лэзенби, после чего воцарилась напряженная тишина, которую не нарушил никто, вплоть до прибытия в космопорт.
Брасид покинул космонавтов у ограждения и отправился в здание службы безопасности. Он нашел Диомеда в офисе, шумно поглощающим свой обед. Капитан службы безопасности махнул ему рукой, указывая на еду и питье, стоявшие перед ним на столе:
— Угощайся, юноша. И рассказывай. Но только самые важные детали. Я уже знаю, что царь позволил Джонграймсу и его экипажу проводить исследования. Мне сообщили, что Павсаний лишился головы. А каковы твои впечатления?
Брасид с удовольствием налил себе кружку пива. Офицерам давали более крепкие напитки, чем рядовым гоплитам и даже сержантам. Брасид надеялся: придет день — и он, наконец, сможет наслаждаться этим достойным питьем в открытую. Брасид жадно хлебнул, а потом сказал:
— Забавный, наверное, мир, из которого они прибыли. Для начала: похоже, у них нет никакого почтения к царю. Конечно, они держались вежливо, все делали и говорили правильно, но… Я чувствовал, что они на самом деле смотрят на него свысока. А еще… они были потрясены, сэр, по-настоящему потрясены, когда я сообщил им, что будет с Павсанием. В это трудно поверить.
— При моей работе вообще редко приходится кому-нибудь и во что-нибудь верить. Но продолжай.
— Этот Маргаретлэзенби, аркадец. Она, кажется, испытывает ужас от мысли о том, чтобы раздеться.
— Как ты сказал? Она?
— Да, сэр. Она сказала мне, что к представителям ее расы надо обращаться именно так. Вы знаете, мне это почему-то показалось правильным.
— Продолжай.
— Помните, сэр, мы видели картину в кабине коммандера-лейтенанта Граймса — сцену на берегу в Аркадии? Там все были обнажены.
— Хм… И ты обратил внимание, что на той картине людей и аркадцев примерно поровну. Довольно неприятно сознавать, что ты — единственный, кто хуже других. Быть хуже других и при этом составлять явное меньшинств — это уже слишком. Его — ее — слова могли быть порождены этим чувством. Но, Брасид, как об этом зашла речь?
— Когда мы возвращались в порт, она сказала, что чувствует себя, словно все люди раздевают ее глазами. (Почему она вызывает у людей такое желание? Я и сам не раз ловил себя на мысли, что хочу увидеть ее без одежды.) И она сказала, что боялась, не прикажет ли царь Креспонт снять форму перед ним и перед Советом.
— У людей иногда бывают весьма причудливые фобии. Ты, конечно, слышал о Телекле?
— Лидийский генерал?
— Он самый. Очень храбрый человек, это видно из его послужного списка. Но стоит гарпии влететь в его палатку, он готов обмочиться со страху, — Диомед взял кость с изрядным куском мяса и задумчиво уставился на нее. — Так что не стоит думать, что этот аркадец проявляет исключительно нечеловеческие реакции, — Диомед сально улыбнулся. — Она может быть более человечной, чем ты можешь вообразить.
— Что Вы имеете в виду, сэр? Что Вам известно?
Диомед махнул костью в сторону сержанта.
— Только то, что мне рассказывают мои офицеры. Поскольку я всего лишь глава службы безопасности, мне вообще никто ничего не говорит. Кстати, ты напомнил мне: я кое-что должен тебе сообщить. Твой маленький друг Ахрон все утро тебе названивал — прямо сюда, в офис, хотел с тобой поговорить, — капитан помрачнел. — Я не хочу, чтобы ты отвергал его — по крайней мере сейчас. Даже ради нового приятеля по играм.
— Какой еще новый приятель, сэр?
— О, не бери в голову. Просто перезвони Ахрону, вот и все. Пришельцы пришельцами, а нам еще нужно выяснить, что происходит в яслях. Хотя, как я уже говорил — полагаю, ты с этим согласишься — мне кажется, что тут есть какая-то связь.
— Но, сэр, разве не проще будет провести там рейд?
— Мне нравится моя работа, Брасид, но еще больше мне нравится ощущать голову у себя на плечах. Врачи — самые влиятельные из жрецов. Этот Павсаний… как ты думаешь, поступил бы царь подобным образом, если бы не знал, что коллеги испытывают к Павсанию неприязнь? Случилось лишь то, что он подставил себя под публичную казнь, вместо того чтобы быть убитым тайно.