Планета туманов (сборник)
Шрифт:
— Тогда мы должны потерять курс на Землю! — не колеблясь, сказал Вирт.
Артан наклонился, взъерошил мальчику волосы.
— Такая крайность не нужна, капитан, правильный курс держи на Землю. Обратная энтропия — смертельное зло только в той случае, пока она стихийна, как теперь на корабле. Но я уверен, что по тем данным, которые находятся у нас в анализаторе, люди Земли научатся управлять ею. В нужный момент они смогут обратную энтропию переводить в нормальную. И тогда, дружок, каждый из людей сможет вновь и вновь переживать свою молодость…
— А растения это не затронет? — опасливо спросил Вирт.
— Нет.
— Вот хорошо-то! А то бы компотов не стало! Ведь не зрело бы ничего —
«Совсем ребенок, — растерянно подумал Артан, — одинаково его тревожит и судьба человечества, и компота…»
Еще бы поговорить с Ником, хотя бы посмотреть на его смышленую рожицу — а нельзя. Щелчки хронометра неумолимо отсчитывают секунды, и каждая — крадет у ребятишек жизнь. Под благовидным предлогом Артан отослал Вирта.
Наконец запись подробных инструкций готова. Осталось попрощаться.
— Мой маленький капитан, — сказал Артан в диктофон, будь молодцом, каким тебя знаю. Не забывай — на корабле отныне ты самый старший.
…Одноместный «скат», предназначенный для кратковременных разведывательных полетов, стоял на месте. Люк космолета открылся без задержки. Артан предусмотрительно заблокировал все линии связи, по которым ГЭМ мог бы оказать противодействие.
Прежде чем войти в космолет, Артан по привычке обернулся, хотя провожать его было некому. Яркий, почти солнечный свет заливал пустынную платформу ангара. Под низким сводом гулял ветерок, и его легкое прикосновение было для Артана последней лаской Земли…
Когда стартовая площадка опустела, жилые отсеки корабля наполнил тоскливый вой сирен: ГЭМ смог, наконец, подать тревогу. А может быть, он просто плакал.
А.ШАЛИМОВ
ВСТРЕЧА НА СТАРОЙ ЭНЕРГОЦЕНТРАЛИ
Я не очень стар, хотя был еще мальчишкой, когда тут — в долине — бурили первые скважины. Готовые скважины запирали тяжелыми вентилями, а рядом вколачивали кол из неотесанной лиственницы и писали суриком на листе фанеры: «Осторожно кипяток!»
Эти надписи я видел на выцветших фотографиях в альбоме отца: пустынная долина с редколесной тайгой, коричневато-пепельные склоны Камбального, буровые вышки, трубы, втиснутые руками геологов в камчатскую землю. Когда вентили чуть приоткрывали, трубы фонтанировали кипятком. Горячие ручьи стекали по затоптанному мху в сизоватую пенистую Паужетку…
Отец в молодости разведывал Паужетское месторождение природного пара, а потом строил первую на этой земле геотермальную электростанцию. [2] Сначала она была совсем маленькой, — давала ток нескольким консервным заводам. А потом разрослась… Помню, ее называли гигантом дальневосточной энергетики… Как давно это было? Давно и недавно… Всего — век человеческий…
2
Геотермальная электростанция работает на природном паре вулканической области. Такие электростанции уже существуют в настоящее время вблизи вулканов Италии, Исландии, на Новой Зеландии. Мощность этих станций пока не велика, но им принадлежит будущее. Подобная станция построена и у нас на Камчатке. Она дает электрический ток рыбоконсервным заводам.
А впрочем, что такое человеческий век? В дни моей юности — на круг — семьдесят лет. А теперь…
Спорил я, доказывал — все впустую… Потом предложили ехать сюда. Управляющий Паужетским геотермальным заповедником и природным музеем на юге Камчатки! Это я — то — строитель Великой плотины на Лене и Берингова моста. Штат управления заповедника: управляющий — один плюс восемнадцать киберов, преимущественно старой конструкции, некоторые требуют капитального ремонта… Вот так. Впрочем, Камчатский заповедник — это еще лучшее из того, что предлагали неугомонным ветеранам моего покроя. Конечно, я погорячился, покричал там в бюро кадров, даже кулаком по какому-то электронному лбу постучал, а потом поехал… Так, посмотреть поехал… Как и что… Ведь я не был на Камчатке сорок лет. Интересно все-таки: был «гигант дальневосточной энергетики», а теперь — «Заповедник»…
Прилетел сюда, в эту долину. Полдня бродил среди молчаливых домиков поселка, по притихшим корпусам бывшей геотермальной электроцентрали. Почти век она освещала и обогревала добрую половину Камчатки…
День выдался сумрачный, и сумрачно было на душе…
«Нет… Мы оба стали ненужными, — думал я. — Эта гигантская электростанция — детище моего отца. И я сам. Какой тут заповедник! Это кладбище… И никому до него нет дела. Жизнь ушла отсюда навсегда… Конечно, теперь вулканическое тепло уже не используют, как в двадцатом веке… Чем тогда служил вулкан? Печкой, в лучшем случае паровым котлом. Теперь придумали штуки похитрее. Бурят скважины глубиной в тридцать-сорок километров. А такие скважины можно бурить где угодно… Опускают в скважины термоэлементы — и получай энергию.
На севере Гренландии, куда меня не пустили «по состоянию здоровья», сейчас бурятся четыре таких скважины. Вот это работка! Постройка энергоцентрали мощностью в сорок миллиардов киловатт. Вторая будет на Земле — после Антарктической. И тоже — для уничтожения льдов. А тут…
Я с отвращением посмотрел вокруг. Мачта высоковольтной передачи возле центральных трансформаторов покосилась. Наверху у изоляторов свили гнезда какие-то шальные птицы. Стекла над дверью, ведущей в круглое здание диспетчерской, выбиты ветром… «Их надо вставить в первую очередь, — мелькнуло в голове. — А то зимой нанесет снегу в диспетчерскую. Там — капризные приборы, электронный мозг…
А впрочем, зачем? Кому теперь нужны эта старая электронная башка и покосившаяся мачта?.. Ведь ток уже не потечет по проводам. Птицы могут спокойно высиживать птенцов в гнездах у самых изоляторов…
Музей! Смешная идея… Для кого?! Держу пари на свою старую трубку, с тех пор как станцию закрыли и улетел последний наблюдатель, нога человеческая тут не ступала…»
— Здравствуйте, — послышался тоненький голосок у меня за спиной. — А мы вас ждали…
Я поспешно оглянулся. Девочка лет девяти в голубом комбинезоне с интересом разглядывала меня. У нее было очень милое круглое личико с заметно выступающими скулами, широкий нос, чуть раскосые карие глаза. На смуглых щеках — яркий румянец — печать солнца и камчатских ветров. Капюшон комбинезона, отороченный пушистым белым мехом, был отброшен. В рыжеватых вьющихся волосах недавно запутался ветер.