Планка (сборник)
Шрифт:
Перед ней лежали графов тюфячок — его постель — две миски, Татьяна зачем-то их помыла, ошейник, два поводка, намордник, несколько игрушек и синий с красным резиновый мяч. Андрей посмотрел на это и подумал, что собачья шерсть еще долго будет попадаться им на глаза дома, в машине, на одежде… везде.
Потом он пошел к собаке. Ругая себя за брезгливость и отвращение к мертвому своему псу, он переложил окоченевшее уже тело на то самое покрывало, которым тело было укрыто. Он подтер пол и выбросил тряпку в мусор. Прежде чем завернуть собаку, Андрей подумал и положил рядом с Графом его ошейник, не новый потертый поводок, хотел положить намордник, но вспомнил, что Граф его не любил и всегда крутил головой, чтобы его не надевали. Он не стал его класть, а положил еще любимую графову игрушку, резинового зайца с изжеванными ушами.
Когда он укладывал все это, ему даже подумалось, что так укладывали в могилы древним людям все, что им было необходимо и дорого. Потом он завернул пса и его вещи в одеяло, и завязал сверток бельевой веревкой.
Татьяна тем временем сходила выбросить остальные вещи.
— Не смогла в мусорный бак бросить, положила рядом с мусоркой. Все новое почти. Он такой аккуратный был, — сказала она, вернувшись, вздрогнула, увидев сверток, лицо её снова сморщилось от плача без слез. — Вот пожил с нами паренек, порадовал нас, и все. А мы не уберегли. — она нагнулась, прикоснулась к свертку, но тут же махнула рукой и выпрямилась. — Куда ты его?
— Не знаю. Похороню где-нибудь. Придумаю. Не волнуйся.
— Только мне потом не говори где, — сказала она, держа руки у лица. — Пойду за Машей и ляжем спать. Андрюш, ты не заставляй меня волноваться, пожалуйста.
— Давай, милая, я скоро. — Андрей говорил это уже на пороге, обутый, держа сверток в руках. — Лопату мне подай, пожалуйста.
В лифте он увидел следы когтей своей собаки, которую держал теперь не на поводке, а в руках. Граф всегда от нетерпения вставал на задние лапы и скреб дверь лифта, причем всегда начинал делать это, когда проезжали второй этаж. Чувствовал и знал. Андрей подумал, что еще многое и многое будет ему напоминать о его собаке. И еще он успел подумать, что уже точно нужно немедленно сделать дома ремонт, который давно назрел. Поклеить новые обои и поменять кое-какую мебель. Диван-то уж обязательно. Неприлично жить с таким диваном. А Граф в их отсутствие на него забирался и даже не раз прятал, как ему казалось, в нем свою кость. Андрей вышел во двор и растерялся. Двор девятиэтажного дома, в котором они жили уже больше десяти лет, был полностью что называется благоустроен. Стоянка с машинами, в том числе и с Андреевой машиной, детская площадка, две убогие клумбы с уже поникшими цветами, на это нечего было даже смотреть.
Он задумался, Двор, как двор. Соседние дворы были по сути такие же. Он понял, что плохо знает подробности своего района. С Графом он ходил до детского сада и до стадиона, где была собачья площадка. И еще он знал, как пройти к магазину и все. Да, и конечно школа. Варина школа была рядом, а школа, где он сам учился, находилась чуть дальше. Он прожил в этом районе почти всю жизнь, но новых подробностей не знал. И даже не знал, как пройти дворами до своей бывшей школы. Он постоял немного, перехватил становящийся тяжелым сверток поудобнее, лопату пристроил под мышку, и пошел в сторону школьного двора. Дорога была освещена пятнами фонарей, люди попадались редко. Два одиноких мужика встретились один за другим, да группа молодых ссутулившихся парней, шла молча и помигивала огнями сигарет. Таких парней он с детства опасался, и эта опаска не прошла до сих пор. Парни прошли мимо молча, видно где-то они на сегодня свое отшумели. Но Андрей посторонился, потому что те сторониться даже не собирались.
В школьном дворе все было как-то чертовски аккуратно. «Хороший у них директор» — подумал Андрей и вспомнил свою школу и двор. Там было, где разгуляться. Заросли сирени и какие-то кустарники, заброшенное футбольное поле, руины теплицы и масса потайных мест. Там курили, сидели с девчонками… А тут негде было найти участок незаасфальтированной или неухожено земли. «Бедные дети» — и еще подумалось Андрею. — «Как же им тут худо должно быть. Наверное метут эту территорию, как проклятые. Ужас какой!» Он прошел школьный двор насквозь, постоял на спортивной площадке с железными турниками, посмотрел по сторонам. Но земля была посыпана гравием и хорошо утоптана. Он зашагал дальше. Он шел на свет огней телебашни и вспоминал, что эти огни всегда вызывали у него тоску и скуку. Но он шел, потому что там, в той стороне был кинотеатр, небольшой городской парк, и еще какие-то пространства. В том кинотеатре он давно не был, и не знал, как к нему пройти через дворы. Но он помнил, что надо двигаться в направлении телебашни. Сверток тяжелел, лопата стала выскальзывать из-под руки. Тогда он взял лопату двумя руками и прижал ею свою ношу к груди. Так показалось намного удобнее, но ненадолго.
Было прохладно, неуютно, но самое главное было, как бы это сказать… все было не так. Не так, как днем. Он чувствовал, что теперь на улице ему не нужно было находиться.
Проходя мимо трансформаторной будки, он услышал гудение и звон мощнейшей электрической энергии. Он увидел неплохое место за этой будкой: кустарник и забор. Но возле такого серьезного объекта, как этот клубок гудящего электричества, копать ему как-то не захотелось. К тому же именно возле этого трансформатора было совсем темно. Лампа ближайшего фонаря, видимо, сгорела. «Да-а-а, отсюда электричество идет ко всем фонарям, а тут темно. Вот так все в жизни…» — подумал и усмехнулся он. Проходя мимо детского сада, он попытался вглядеться в темноту, которая была за оградой. Над дорогой светил фонарь, а там, за оградой, густела темнота. Там угадывались детские домики, деревянные горки, грибок песочницы.
— Че смотришь, мужик? — раздался голос из темноты. — Не нас ищешь? — и несколько невидимых парней, и одна или две девушки громко засмеялись из темноты.
Оказывается, на веранде детского сада сидела компания, а Андрей их и не видел. Сам же он был освещен фонарем.
— Ты че, отец, клад закапывать пришел? Так давай его нам сразу, — крикнул другой, невидимый парень. И снова смех.
— Ну куда ты, родной? — прозвучал совсем грубый голос. — Поделись с нами, куда бежишь? — и смех. Андрей уже быстро уходил прочь. Он не боялся преследования, он слышал, что ребята совсем юные, и скорее всего просто красуются перед своими девицами. «Да и может быть ребята не плохие, просто полуночничают на улице, пока зима не настала» — рассуждал он. Сколько он сам просидел по таким вот детским садикам и скверам. А еще Андрей отчетливо представил, как он теперь выглядит. Ночью, с лопатой и большим чем-то, завернутым в пестрое покрывало.
— Бред какой-то, — вырвалось у него.
«Как же так? Должно же быть что-то, какая-то служба или сервис, который этим занимается» — рассуждал он уже не вслух. «Куда-то же девают собак, кошек, которые умерли. Наверняка есть какой-то телефон или информация… Просто я не знаю.»
Он вспомнил всякие телевизионные репортажи о собачьих парикмахерских, собачьих и кошачьих гостиницах и даже дантистах. Вспомнил про то, что где-то в Англии собакам даже, если верить телевидению, вставляют зубы. «Что-то подобное должно быть и у нас. А как же?! Собак-то полно! И больших собак!» Но он ни разу не слышал про собачьи кладбища. У него тут же мелькнула мысль, мол, почему этот бизнес никто не освоил. Но почти сразу Андрей подумал, что такое кладбище наверняка есть или должно быть, но он про это тоже ничего не знает. Не был он ни серьезным любителем футбола, ни собачником настоящим тоже не был. «Но куда-то же девают мертвых собак, куда-то они все деваются?! — думал и думал он.
Андрей шел через двор длинного высокого дома, здесь было светлее от все еще редких горящих окон и огней у подъездов. Возле детской площадки стояли два мужика и курили, у их ног лежали две собаки: овчарка и дог. Наверное, мужики с ними гуляли и остановились покурить и поболтать. Было уже далеко за полночь, но наступало воскресенье, и можно было так стоять и курить. Овчарка, завидев Андрея вскочила, натянула поводок и залаяла. Своим рывком она чуть не опрокинула хозяина.
— Фу, Астра, фу! — крикнул мужик, хозяин собаки. — Извините, не бойтесь, — крикнул он Андрею.
Дог, точнее догиня, тоже встала и зарычала.
— Дуня, сидеть, — скомандовал другой мужик. — Я кому сказал, сидеть!
Дуня села, а Астра замолчала. Андрей знал, точнее узнал догиню Дуню. Граф однозначно на нее реагировал и домогался ее на собачьей площадке. Только Граф не знал ни «лежать», ни «сидеть», ни «фу». Он прекрасно знал слово «гулять», и каждый раз страшно радовался, слыша это слово. Его радость была столь бурной и искренней, как будто он никогда в жизни не гулял. Андрей даже думал, что не может быть, чтобы Граф так радовался только возможности пописать или покакать, даже если он этого нестерпимо хотел. «Он надеется на что-то, каждый раз надеется.» — всегда думал Андрей.