Пластическая хирургия по-русски
Шрифт:
– Евгений Борисович, вы велели сообщать обо всех подозрительных типах, появляющихся в моём баре. Только что здесь был один такой. Ну просто «теменной» мужик. Такую хрень порол! А самое странное, внешне он почти вылитый… пластический хирург. Понимаете? Я даже сдрейфил чуть-чуть – подумал, что этот бабский, как вы выражаетесь, угодник каким-то образом пронюхал про ваш план и нарочно нарисовался в баре. Дескать, я вас ни хрена не боюсь, и всё такое. Короче, предупредить нас приходил, чтобы мы не раскатывали губищи… Но потом я пригляделся и понял – это всё-таки не хирург…
– Этот «теменник» заходил раньше в твой бар? – голос в трубке звучал спокойно.
– Может
В трубке раздавалось лишь мерное сипловатое дыхание – видимо, человек на другом конце провода что-то напряжённо обдумывал.
Болек не выдержал.
– Если хирург что-то заподозрит, нам всем кранты.
– Не гони волну! – осадил его насмешливый голос. – Это всё тот же предстартовый мандраж. От него, как от чахотки, сгорели тысячи слабонервных хлипаков. И ещё тысячи сгорят. Дейла Карнеги читай, идиот!
Вслед за тем послышались гудки отбоя.
Болек медленно опустил трубку на рычаг.
– Не гони волну, пар-ренёк! – с остервенением проскрипел над ухом Поливки чёртов попугай. – Дэйла Кар-р-р-неги читай – и всё будет ништяк макар-р-вода!
* * *
Светлана Деева, статная блондинка сорока девяти лет, на цыпочках подошла к дверям, ведущим в хозяйственный блок ресторана «Окская волна», находившегося на первом этаже гостиницы «Вольному воля», и, воровато оглянувшись, припала маленьким ушком к замочной скважине.
В широком коридоре стояла таинственная полутьма; слабый, в четверть накала, свет от редких дежурных светильников навевал мрачные ассоциации с бездушно-фальшивой улыбкой скупца. Вентиляция не работала, скрежета и стука движущихся лифтов тоже не было слышно, как если бы они все разом вышли из строя, и в коридорных лабиринтах, наполненных пропитанным запахами близкого овощехранилища спёртым воздухом, покинутую механическими шумами «экологическую» звуковую нишу заполнили шумы биологического происхождения: под плинтусами и за прикрывающими потолок перфорированными пластиковыми панелями тонко попискивали копошащиеся там и сям мыши, и глухо, словно боевые кони в секрете, у которых копыта обмотаны тряпьём, топотали огромные крысы. Всю эту ночную рать привлекали размещённые в хозяйственном блоке ресторанная кухня и вместительные продовольственные кладовые.
Когда Лана пробиралась по коридорам, крысы неоднократно перебегали ей дорогу, и каждый раз сердечко женщины замирало от страха. Она знала, что не будь поблизости обильных ресторанных закромов, наглые ночные гостьи безжалостно растерзали бы её.
И всё-таки Лана пришла сюда – ночью, тихой сапой. Тайком. Как подвальная крыса. Зачем – она и сама не знала. Словно какая-то невидимая рука обхватила её за талию и мягко, но настойчиво повлекла на кухню ресторана. Лана пыталась сопротивляться, но это оказалось сильнее её. Она хотела заставить себя задуматься о том, почему как последняя дура или лунатичка вышла из дома в одной ночной сорочке, но в тёмном ужасе вдруг поняла, что это ей нисколечки не интересно. Странным было и то, что ни на улицах, ни в гостинице она не встретила ни одной живой души. Сладкое и одновременно тревожное ощущение наразгаданной тайны, переполнявшее её вздымающуюся грудь, влекло Лану вперёд и только вперёд. И вот она у цели – если это можно назвать целью.
Лана отняла ухо от замочной скважины и осторожно потянула дверь на себя. Шагнула внутрь и аккуратно притворила створку двери, подсознательно отсекая путь крысам, которые, вероятно, только посмеивались над наивными мерами предосторожности со стороны своих главных врагов – людей: у смышлёных грызунов имелись собственные тайные пути, секретные подземные ходы и окольные тропы.
За дверью обнаружился ещё один коридор, широкий и короткий. Он упирался в большой грузовой лифт. Лана медленно, как сомнамбула, поплыла вдоль стены и, миновав стенд с огнетушителями, противопожарный щит и пару приткнувшихся к стене металлических тележек на резиновом ходу, словно по команде застыла у первой по ходу двери. Она никогда в жизни не была здесь, но какой-то подсознательный импульс заставил её остановиться именно на этом месте, и она почувствовала, что за дверью находится кухня.
С тоскливо бьющимся сердцем Лана распахнула дверь и перешагнула несуществующий порог.
В громадной кухне царила полночная тишина. Вентиляция не работала, плиты были погашены, ничто не шипело, не булькало, не шкворчало. Выложенный крупными квадратными плитками идеально вымытый пол хранил приятное тепло. Котлы, чаны, кастрюли и прочая утварь блистали сверхъестественной чистотой; неяркий свет двух оставленных невыключенными плафонов тускло отражался в белоснежном кафеле стен. Специальное оборудование и кухонная техника выглядели как только что сошедшие с конвейера. Известно, что порядок побивает класс, но здесь присутствовали и класс, и порядок, и они пребывали в совершенной гармонии.
Лана медленно обвела глазами опрятное помещение, и вдруг её восхищенный взгляд остановился на большой электрической мясорубке, прикреплённой к массивному низкому столу. Мясорубка была гораздо крупнее той, что стояла на кухне ресторана «Мещера», где Лане неоднократно приходилось бывать. Пододвинутое к выходному фланцу мясорубки вместительное эмалированное блюдо казалось единственным белым пятном всепроникающего хаоса на тщательно выверенной карте кухонной стабильности и порядка.
Неожиданно у Ланы ёкнуло сердечко. В одну секунду выражение интереса у неё на лице сменилось отвратительной маской страха. Её бросило в жар, и она почувствовала невыносимую духоту, хотя и была в одной ночной рубашке.
Судорожно сглотнув, Лана затаила дыхание и, привстав на цыпочки, осторожно приблизилась к мясорубке, подсознательно считая её главной виновницей своей непонятной тревоги.
Эмалированное блюдо было доверху наполнено свежим красно-белым фаршем. Ноздри Ланы уловили плотный тяжёлый запах, исходящий от недавно прокрученного в мясорубке мяса. Она знала, что в ресторане «Мещера» подают блюдо тартар – нечто вроде сырого мясного фарша, – но никогда не пробовала его.
У неё вдруг возникло острое, как у беременной, желание отведать экзотическое блюдо. Двумя пальчиками она подцепила маленький комочек нежного фарша и осторожно поднесла его к губам. Лане стало смешно: всю жизнь она проходила мимо тартара в «Мещере» и вот впервые пробует его в «Окской волне».
Но ей так и не удалось продегустировать рассчитанное на любителей кушанье, потому что она неожиданно испытала мучительный приступ тошноты. Лану вырвало на безупречно чистые плитки пола. Следя за фигурой, она соблюдала диету и не ела после шести часов вечера, поэтому рвота не была обильной. Ей сразу полегчало.
Лана вытерла красивый рот тыльной стороной ладони, машинально отметив, что следовало бы подновить маникюр, и тут панель управления мясорубки осветилась крохотными разноцветными огоньками. Казалось, огоньки весело подмигивали Лане, как бы приглашая её остаться. Они гипнотизировали, околдовывали, очаровывали женщину. Лана почувствовала, что не может стронуться с места.