Пластмассовые лица. Часть первая
Шрифт:
«Ладно, настройся Джонни. Покажи им всем, что ты – профессионал», – Джон собрался и начал заново. На этот раз Уоллберг не остановил его, поэтому удалось отыграть сцену до самого конца.
– Но как же мы, Микки? Как же наша жизнь? Помнишь, о чём мы мечтали, когда валялись вдвоём в высокой траве? Небольшой домик во Флориде. Тёплое и солнечное лето. Под тенью огромного дерева резвятся детишки. Наши детишки. Трое или даже четверо. Слышится их смех. Они играют с большой, добродушной, пушистой собакой. Мы сидим на летней веранде с бутылкой откупоренного вина и с улыбкой смотрим на наших деток. Легкий ветерок ласкает наши лица. Мы чокаемся бокалами, и приятный,
– Но, милая, – с жаром обращается к ней Микки, – то, что мне предлагают, это гораздо интереснее и перспективнее, чем какой-то домик во Флориде, – он немного усмехается. – Ты понимаешь, что мы с тобой будем купаться в роскоши. В нашем распоряжении будут лучшие виллы, шикарные автомобили. Ты будешь одеваться в лучших бутиках. Нашим детям будут открыты все пути в этом мире. Они не будут мучиться, как мы, и, возможно, никогда не будут знать, что такое нищета. Амелия, любимая, послушай меня, – он приближается к ней. Его трясёт от энтузиазма поделиться с женой новой идеей. – Такой шанс выпадает раз в жизни. Больше никто и никогда не предложит мне подобного. Если я сейчас откажусь, то мы никогда не увидим, что такое жизнь без нужды. А мечта, которую ты рисуешь, вообще может не воплотиться.
– Но, Микки, ты продаешь свою свободу! Что ты потом скажешь своей совести? Как ты будешь смотреть в глаза людям? Своим детям? Как ты будешь оправдываться перед самим собой, понимая, что ты продал себя и всё, что у тебя есть?
– Совести?! – Микки засмеялся. – Я тебя умоляю, Амелия. Кто же в наше время думает о таких вещах? А свобода – это вообще что-то непонятное. Мы сейчас тоже несвободны, согласись. Мы зажаты в тисках неблагополучия. Мы не можем себе позволить многих самых элементарных вещей. У нас даже нет денег на билеты во Флориду, в которую ты так мечтаешь уехать. Разве это свобода? Да пропади она пропадом такая свобода!
– Я не верю своим ушам. Неужели это ты, Микки? Неужели за тебя я выходила замуж? Неужели ты готов сдаться? Продать свою мечту? Ты говоришь совсем, как они.
– Но, дорогая, – Микки пытается обнять свою жену. Она вырывается из его объятий.
– Уйди, Микки. Я прошу тебя. Я не могу сейчас. Как всё запуталось. Нет, не может этого быть, – Амелия хватается за голову.
– Но я делаю это ради нас обоих, Амелия. Я же…, – он выдерживает небольшую паузу и бережно произносит:
– Люблю тебя….
Стоп! Снято! – прозвучал голос режиссёра. – На сегодня всё! Хватит с меня… – Уоллберг снял кепку и вытер платком пот со лба.
***
Режиссёра зовут Питер Уоллберг. Дотошен, но профессионал своего дела. Самым важным критерием считает реалистичность происходящего в кадре. «Главное – чтобы зритель поверил!» – говорит он постоянно. Его отношение к новому актёру в команде «Дримс Пикчерз» однозначно предвзятое. Как и Рейнольд Морган, он не верит, что актёры вообще на что-то способны самостоятельно – в их работу необходимо вмешиваться, их игрой необходимо управлять на всех этапах кинопроизводства.
Так же как и глава компании «Дримс Пикчерз», Уоллберг – законченный прагматик. Джон сразу почувствовал, как тяжело с ним работать. Разные мировоззрения, отношение к жизни и к ценностям, безусловно, создали определённые недопонимания и разногласия, которые Джону пришлось держать в себе, так как человеком он был крайне неконфликтным и дружелюбным.
За время съёмок нового фильма много перемен произошло в личной жизни Джона Вайера. Они с Джилл решили, что не стоит тянуть со свадьбой. Теперь у них была своя квартира, своя большая кровать и более-менее устроенная совместная жизнь, в которой все радости и печали они делили на двоих.
Джиллиан, так же как и Джон, продолжала сниматься, поэтому виделись они всё равно нечасто, но зато, когда оказывались вместе, просто растворялись друг в друге. Им не нужны были поездки, путешествия и прочие развлечения, они просто запирались в своей квартирке, отключали связь с внешним миром и проводили время вместе, посвящая себя друг другу, наслаждаясь каждой минутой.
Джилл, как и прежде, помогала Джону в его актёрской работе. Они периодически репетировали его роль в новом фильме, часто обсуждали, каким должен быть его новый персонаж; какие события повлияли на него; какие у него должны быть мотивы совершить тот или иной поступок. Но почему-то всё, что они выдумывали, шло вразрез с видением режиссёра картины. Когда Джилл узнала о новой претензии Уоллберга насчёт сомнений, она вообще была почти в бешенстве:
– Да за что ему только награды дают. Он же бездарь! Как такое вообще можно требовать? Именно сомнения и неоднозначности обогащают персонажа эмоциями, чувствами, каким-то духовным поиском, делают его настоящим, живым человеком! А это! Это не герой, это какая-то картонная фигурка получается! Это абсурд!
– Может, ты попросишься вместо него режиссёром? – шутил Джон. – С тобой мы точно сработаемся.
Джону нравилось, что Джилл так активно участвует в его актёрской деятельности, но иногда его посещали и иные мысли. Он думал о том, что он до сих пор немного несамостоятелен, что Джилл во многом довлеет над ним. Она ни в коем случае никогда не навязывает ему свою точку зрения, но он постоянно принимает её.
«Возможно, потому что она права? Она говорит такие вещи, которые я, так же как и она, считаю правильными. Почему я должен отказываться от них? Следовать им наперекор? Только для того, чтобы уверить себя в своей значимости? Только для того, чтобы убедиться, что я тоже способен принимать решения? Что у меня есть талант?» – успокаивал он себя таким образом.
«Я ведь и до неё многое сделал. Я получил роль Энтони. Меня выбрали на неё среди сотен других претендентов, а значит, поверили в меня и в то, что я смогу его сыграть. Да, она мне помогла, но это не значит, что я сам при этом ничего не стою. И почему, собственно, я должен отказываться от помощи любимого человека? Ведь если мы созданы друг для друга, то, значит, мы должны помогать друг другу, и в радостях и в горестях всегда быть рядом. Разве нет?»
Несмотря на подобные рассуждения, иногда у Джона случались настоящие приступы беспомощности. Это было похоже на психическое расстройство: его бросало из крайности в крайность от полной уверенности в том, что участие Джилл в его работе – это благо, до абсолютной растерянности или даже страха по поводу того, что она уж слишком часто помогает ему. И ситуация с новым режиссёром только подливала масла в огонь. Ведь Питер Уоллберг был тоже достаточно именитым кинодеятелем, имел много наград – наверняка, он знает, что делает.