Пластмассовые лица. Часть первая
Шрифт:
– Да, признание, – подтвердил Джон.
– Вы думаете, это поможет?
– А что ему остаётся? У него нет груды мышц, он небогат и вполне себе обычный парень. Чем ему привлечь к себе внимание той, на которую смотрят десятки таких, как он? Но годы, проведённые за книгами, позволили ему в совершенстве овладеть лишь одним инструментом – словом. И только этот инструмент способен выделить его среди многих, сделать его самим собой.
– Интересная история, – улыбнулась Джилл.
– Да, – Джон сделал паузу, будто не решаясь спросить, – а может, Вы как-нибудь придёте сюда ещё раз? Посмотрите, как я репетирую? А?
– Зачем Вам это? Вы не уверены в своём мастерстве? – стала отшучиваться Джилл, уходя от ответа. На самом деле она уже немного флиртовала с Джоном.
– Нет, просто хочу узнать Ваше мнение, –
– Хорошо, я подумаю, – почти шёпотом ответила Джилл, оторвала свой взгляд и побежала прочь.
Отчего она бежала в этот момент? Что такого страшного предложил ей этот парень? Просто побыть на репетиции? В этом же нет ничего особенного. Почему бы и нет? Но странные, противоречивые чувства выходили откуда-то из груди, и мысли тут же теряли всякую стройность. Она тут же вспомнила Теда. Любовь и страсть всегда идут рука об руку со страданием и болью. И эти струны души она больше не собиралась беспокоить ни в коем случае и ни под каким предлогом. Она не готова была испытать новое чувство, за которым неизбежно последует новая боль. А стоит сделать один маленький выбор в сторону сближения с кем-либо, только раз полить этот цветок, и всё – это будет уже не остановить. Цветок распустится и вспыхнет своим завораживающе алым цветом, оживёт своим благоуханьем. И от него уже будет невозможно оторваться, невозможно будет отвести взгляд, он будет притягивать, как магнит. И человек, в надежде прикоснуться к этому цветку, будет готов на всё, даже на самые ужасные поступки. Просто удивительно, как тяга к чему-то хорошему и светлому может идти рука об руку со злом.
А ещё бывает иначе: человек становится одержим цветком. Он словно загипнотизирован и не замечает больше ничего вокруг. Но время неумолимо идёт вперёд, и цветок, как и всё живое, начинает постепенно умирать. Он теряет сначала запах, потом цвет, потом свою привлекательность, но человек продолжает цепляться за эту соломинку, он хочет как-то реанимировать увядающую красоту, но, увы, это невозможно. Тогда человек наконец-то обращает внимание на всё то, что его окружает и окружало до сих пор, всё то, что его так мало волновало и казалось не таким уж важным. Ведь на оставшийся сухой черенок уже нет смысла смотреть. И вот он оглядывается вокруг, и нет ничего, что может так же увлечь его, так же наполнить его жизнь смыслом, так же подарить ему тягу к существованию. Он опустошён и сломлен. Это боль, которую испытывает каждый, кто хоть раз в жизни любил…
Джон Вайер продолжал репетировать роль Энтони в заброшенном павильоне. Несколько репетиций после такого неожиданного столкновения с Джилл он ждал, что она всё-таки придёт снова. Казалось бы, сама судьба дала ему такой шанс, но, увы, чуда не произошло. Джон отпустил эту ситуацию, понимая, что надеяться бессмысленно, поэтому, когда Джиллиан Фокс вновь появилась в дверях павильона, это было похоже на ушат воды, вылитый на голову.
– Здравствуй, – произнесла она как ни в чём не бывало.
– Привет, – ответил Джон, находясь в полном замешательстве, – я уже думал, ты не придёшь. Что-то случилось?
– Да нет, – пожала плечами Джилл, – ничего не случилось.
– Тогда почему ты всё-таки решила принять моё приглашение? Просто прошло уже пару недель.
– Захотелось снова послушать тебя. Вокруг так много шума и ненужной болтовни, столько лжи и фальши. Хочется чего-то такого, – Джиллиан задумалась, – чего-то настоящего. Искренности.
– Искренности? – переспросил Джек.
– Да, искренности.
– Значит то, что ты слышала тогда, тебе показалось правдоподобным?
– Нет, не совсем. Это было искренне. Я же не сказала правдоподобно. Там были мелкие недочёты, наверное, но звучало очень искренне. Это хорошо, так как искренность – это половина таланта.
– А другая половина?
– Другая половина – это работа. Любой талант надо развивать, а для этого нужно очень много трудиться, чтобы превратить его в нечто по-настоящему стоящее, во что-то такое, что привлечёт внимание и восхищение многих. И обе эти половины зависят от тебя.
– Так значит, это было неправдоподобно?
– Были моменты, которые немного коробили слух.
– Покажешь мне?
– Если ты заново прочтёшь, то обязательно покажу.
И Джон Вайер начал читать свою роль. Он старался, действительно очень старался читать проникновенно и с чувством, он вкладывал всё, что мог в свой страстный монолог. А Джиллиан тихонько присела в тени и слушала его, не выказывая никаких эмоций: ни одобрения, ни недовольства.
Далее она попросила Джона сделать паузу:
– Можно тебя попросить остановиться?
– Что? – сбился Джон.
– Вот этот кусочек, что ты только что читал про то, как он размышлял, что ему делать дальше, о том, какой он неудачник, и что-то там ещё. Прочитай его ещё раз, пожалуйста.
– Хорошо, – согласился Джон. Он отлистал несколько страниц назад, нашёл нужный абзац, откашлялся и начал читать:
– Да что со мной не так? Я ведь столько прочитал книг. Я общался с самыми великими умами самых разных эпох, и это ни на сантиметр, ни на секунду не приблизило меня к своей цели. Это не сделало меня счастливее. Даже знаменитый доктор Фауст в какой-то момент воспротивился науке, понимая всю тщетность и бесполезность своих знаний. Имея такой багаж, какие глупости он потом совершал. Ради чего? Ради того, чтобы почувствовать себя живым, чтобы не было скучно и пусто. А я? Уселся в этих четырёх стенах и никак не могу сдвинуться с этой мёртвой точки. Что должно произойти, чтобы заставить меня шевелиться? Что вообще заставляет нас действовать? Может страх смерти? Карлос Кастанеда говорил: «Для того чтобы жить, необходимо постоянно ощущать, что смерть где-то рядом с тобой. Она буквально ходит за тобой по пятам и в любой момент может забрать тебя к себе, стоит тебе только совершить одну ошибку, один роковой промах». Нет, я неудачник. Даже смерть не заставит меня бороться за свою жизнь, за своё счастье. Потому что я не знаю как. Меня никто не научил этому; никто не объяснил «делай так и так, и тогда у тебя всё будет хорошо». А сам я придумать не в состоянии: слишком много вариантов, слишком много сомнений, слишком много страхов. Я как всегда проиграю. Никогда не получалось, почему сейчас должно? Нет, всё останется по-прежнему. Меня так хорошо поставили на своё место, и, да, они правы. О нет, нет, нет… Как больно! Сбежать.
Хватает какую-то книжку и судорожно начинает листать страницы. Останавливается на одной и читает: «Я же говорю, что счастье состоит в том, чтобы ни в чём не нуждаться».
– О нет! Но я нуждаюсь. Я нуждаюсь! Я нуждаюсь в ней! Я хочу быть с ней! Я хочу ощущать её тепло и запах её гладкой кожи. Я хочу чувствовать её горячие поцелуи. Нет, я не могу просто оставаться здесь. Я должен что-то сделать. Что угодно. Пусть это будет самая величайшая глупость, пусть надо мной смеются, пусть унижают меня – мне теперь всё равно.
Джон сделал паузу:
– Ну что, хватит?
– Да, достаточно. Хорошо. Очень хорошо. Но в тебе нет сомнения. Ты слишком уверен в том, что ты делаешь и говоришь. Есть чувство. Ты хорошо передаёшь чувство страха, волнения, но сомнение отсутствует. Понимаешь?
– Не совсем. Точнее, совсем не понимаю.
– Представь себе, что ты едешь на автомобиле со средней скоростью сорок миль в час. И вот у этого автомобиля отказывают тормоза, отказывают полностью. Ручник тоже не работает. А ты уже зашёл в нужный поворот, и впереди тебя ждёт серпантин. К низу горы ты разгонишься до такой скорости, что разобьешься на смерть, если вообще доедешь дотуда. И у тебя выбор: остаться в машине, надеясь, что тормоза снова вдруг появятся, или тебе удастся каким-то другим чудесным образом остановить свой автомобиль, либо просто выпрыгнуть из машины на ходу. И вроде, второй вариант более логичен, более правдоподобен, но он предполагает значительный риск: ты также можешь разбиться, что-нибудь сломать себе. И если первый вариант позволяет отсрочить принятие решения, то во втором варианте такой возможности нет. Ты должен принять его здесь и сейчас, но способен ли ты в этот момент мыслить рационально, отбросив все страхи и эмоции. Это надо иметь просто железное самообладание, поэтому на это мало кто способен. И ты теряешься, ты не знаешь, что тебе делать, а скорость постепенно начинает расти. Ещё чуть-чуть и ты уже никогда не решишься на этот шаг: ты точно не выпрыгнешь из машины на ходу, потому что она будет ехать уже слишком быстро. Ты будешь метаться в машине, как сумасшедший, ожидая верной смерти. Вот это и есть сомнение.