Плата за души (Книга 2)
Шрифт:
В спальню ввалилась Роза Давидовна и, не контролируя себя, громко закричала - едва ли не громче, чем несколько секунд назад Рената:
– Да вы шо, с ума сбрендили или где?! Вы времени видели сколько?!
– но, увидев безжизненно запрокинутое бледное лицо снохи, мадам Гроссман взволновалась по-настоящему: - И шо это с нею?
– Все нормально, Роз...
– Она припадочная?
– Роза Давидовна встала коленками на кровать, потянулась к Ренате, затем круглыми от испуга глазами уставилась на
– Она не хотела. Сказала, что все пройдет.
– Ты ее слушай, слушай. Шо-то вы темните, бисовы диты! С чего ей сплохело?
– Я не понял. Может быть, потому что она беременна...
Та всполошилась окончательно:
– Николай, а Николай! Ты совсем рехнутый, а? Звони, идиёт!
Сопровождаемый ревом дражайшей матушки, Ник схватил трубку. Исследовав пульс Ренаты, мадам Гроссман пришла к выводу, что она просто очень крепко спит.
– Не тормоши ее, ма!
– попросил Николай.
– Вы не вы будете, если не станете секреты секретничать! проворчала она; Гроссман стал ходить по комнате взад-вперед. Шушукаются по углам, а потом - нате, распишитесь в получении! Вы получше времени найти не могли? Ну, ты скажи, ты скажи!
Ник потер лицо ладонью, дохнул в кулак и ушел на кухню.
Роза открыла дверь врачам и возникла перед ним:
– Иди, сам буди ее!
Почесывая бородку, фельдшер вошел в спальню первым, но для осмотра пациентки выделил одну из своих медсестер. Николай с трудом растолкал жену.
– Отстань!
– сонно щурясь, она оттолкнула его.
– Снова ты, Гроссман?! О, какой кошмар!
– и тут Рената увидела посторонних.
– Кто это?! Гроссман? Кто это?!
– Они тебя осмотрят, - успокаивающим тоном объяснил Николай.
– Осмотрят - и все.
– Зачем?! Я не хочу. Это не врачи.
– Врачи, врачи. Все в порядке, - и он кивнул медсестре.
Роза Давидовна по мере сил и фантазии описывала, что произошло. Гроссман отмалчивался или отвечал кратко и односложно.
– Соматически она абсолютно здорова, - пожала плечами медсестра.
– Какой срок?
Николай окончательно растерялся. Рената, приоткрыв рот, перевела взгляд с него на врачей, снова - на него, а потом опустила вниз. Если кто-то и был не в курсе всего происходящего, то, судя по виду, это была она.
Фельдшер попытался разобраться более простыми методами и стал задавать ей вопросы, от которых она вообще перестала соображать.
– Да не помню я!
– закричала она наконец.
– Не до того мне было! Я в порядке, я совершенно нормальна, только оставьте меня в покое! Гроссман, уйдите отсюда, богом тебя заклинаю! Уведи их!
– Это стресс!
– махнул рукой фельдшер.
– Во-о-от... Да, ты вот здесь пиши вероятный диагноз, а здесь - что рекомендовано.
– А какой вероятный диагноз, Петр Кузьмич?
– пропищала молоденькая сестричка.
– Ну-к, слезь!
– он отогнал ее от стола, всею своей грузной массой опустился на хрупкий стульчик и размашисто вписал в нужную графу: "Невроз на почве стресса. Рек-но: корень валерианы, димедрол, полный покой".
– Вот и все, шо попу мять?!
Сестричка покраснела, а остальные, такие же юные и в прыщичках, прыснули и отвернулись. Николаю надоел этот балаган, и он поспешно избавил себя и Ренату от их присутствия.
Девушка, недоумевая, смотрела на него:
– Гроссман, я ничего не поняла. Что со мной? Это... правда?
Николай так и сел, округлив и без того большие глаза:
– Ты ж сама сказала!
– Я?..
– она задумалась, потерла виски.
– Ничего не помню... У меня туман в голове, Гроссман. Я думала, мне приснилось, что мы уже приехали сюда... Мне не приснилось?!
– Нет.
– Как жаль... А Са...
– тут она осеклась, взглянула на часы, в окно... И вдруг, прижав тыльную сторону кулака к губам, тихо всхлипнула.
Ник прочитал на ее лице: страшное открытие сделала она только что. Это была другая, прежняя, Рената. И он снова не знал, как с нею разговаривать. Что бы он сейчас ни произнес, непременно будет встречено в штыки. Она плакала, а он молча смотрел в ее зазеленевшие глаза и поражался, как резко она обнажила все свои чувства через прозрачный взгляд. Она не закрывалась, не отворачивалась. Точно в какой-то каталепсии Рената глядела сквозь Гроссмана.
– Прости меня, - пробормотал он.
Девушка вздрогнула, вскочила на кровати и швырнула в него подушкой, второй:
– Я тебя ненавижу! Убирайся вон! Я ненавижу тебя! Это ты виноват!
Николай обхватил ее и стянул вниз. Рената трепыхалась в его руках до полного бессилия. Истерика вымотала ее:
– Это ты виноват! Отпусти...
– она слабо ткнула его кулаком в грудь, еще раз - и обмякла.
– Малыш, ну...
– Не смей...
– простонала она.
– Не смей... меня так... называть, Гроссман...
– Спи, - Николай погладил ее по разлохмаченным волосам, собрал их в горсть на затылке, пропустил сквозь пальцы. Ренату всегда убаюкивал этот прием, но теперь она затихла не от неги, а от изнеможения.
Прошло два дня, и за это время ничего не изменилось. Да, она перестала носиться по городу за призраком Сашиного двойника. Но при этом и желание жить словно покинуло ее. Рената никуда не выходила. Она лежала на своей кровати, отвернувшись к стене, и не отвечала ни на один вопрос. Она или спала, или притворялась спящей, лишь бы никто не беспокоил ее.