Платина и шоколад
Шрифт:
Он сразу понял.
Выучил каждое выражение её вдохов и выдохов. Грейнджер была возбуждена, и ноги сами понесли его к ней. На колени перед ней. Рукой под юбку, к призывно раздвинутым бёдрам. К насквозь уже мокрым трусам.
Она текла. Так бесстыже, так не-по-грейнджерски. Так…
Так, что захотелось почувствовать её под собой, и он почти толкнулся вперёд, между раскинутых ног. Вжимаясь напряжённым членом в мягкую обивку кресла и сдерживая глухой стон сквозь стиснутые зубы. Подаваясь к ней вместе с осторожными движениями пальцев снова и снова.
Срываясь
Балансируя на границе, за которой мозг уже почти не соображал. За которой было только рваное дыхание и сбитые рывки. Лихорадочный шёпот. Его имя.
Он был готов сделать что угодно, чтобы почувствовать её, сокращающуюся вокруг его члена. У него ехала крыша от ощущения трения о кресло, когда рядом была она, задыхающаяся, мокрая. Принадлежащая ему. Полностью — ему.
Был готов признать, что стоит перед ней на коленях, на полу. Между её бёдер. Жадно вдыхая терпкий запах. Даже то, что насрал на собственную уверенность — после того, что было в Хогсмиде, он к ней не подойдёт. Не посмотрит. И — вот он, Драко Малфой, на чёрт-возьми-коленях. Вжимается эрекцией в обивку кресла, наслаждаясь тем, как её бёдра судорожно пытаются сжаться, сжимая только его бока.
Ещё секунда — и он рванул бы ткань трусов с её ног. Как вдруг встретился взглядом с распахнутыми глазами.
Стоило задать один единственный вопрос, и Грейнджер будто рухнула с небес на землю.
Малфой замер в нескольких миллиметрах от её лица, вглядываясь в мечущиеся глаза. Узнавая взгляд, полный накатывающей паники, пылающий желанием и необходимостью, терзающей их обоих.
Он не отстранялся. Был слишком близко, чтобы дать ей прийти в себя.
— Так что? — голос глухой. — Обо мне, или нет?
Проходит несколько мгновений, и она резким движением толкает его плечи, отстраняясь, захлопываясь, закрываясь. И если бы не огонь в тёмных глазах, Драко мог бы поклясться, что это не она только что извивалась в кресле, заходясь в собственных вдохах и выдохах. Пальцы всё ещё чувствовали под собой прикосновение ткани и горячую влажность.
Малфой сжал руку в кулак, уверенно упираясь локтями в деревянные подлокотники, загоняя трясущуюся Грейнджер в ловушку.
— Не молчи, — он прищурился, почти касаясь кончиком носа её щеки. — Я знаю ответ.
Она сжала губы, пробегая взглядом по лицу Малфоя.
— Встань.
Драко поморщился, когда она снова толкнула его, но с места не двинулся.
— Не слышу, Грейнджер.
— Встань немедленно, слышишь? — её голос прерывается.
Он чувствует, как пальцы, всё ещё влажные, становятся прохладными от воздуха библиотеки. Изо всех сил перебарывая какое-то ненормальное желание поднести руку ко рту и попробовать грязнокровку на вкус, он облизывает губы.
— Для кого было всё это представление?
— Пошёл ты! — тихий голос почти неузнаваем. Дрожит и дёргается так, будто собственный язык жжёт её. — Не думай, что ты имеешь хотя бы... к чему-тоиз этого отношение!
А слова раскалёнными
Наверное, навсегда.
Это немного отрезвляет, и он на миг угрожающе сжимает подлокотники кресла, но в следующую секунду подаётся назад, замечая, что Грейнджер делает судорожный вдох, стоит ему покинуть её личное пространство. Словно сожалея.
И снова вспышка перед глазами, преследующая его целый вечер: она, зарывающаяся в волосы когтевранца руками, открывающая рот навстречу его губам.
Малфой бросает на неё быстрый взгляд, поднимается на ноги, отходит на несколько шагов и упирается бедром в край стола, удерживая на лице безразличное выражение. Что было довольно тяжело, если учесть, что он только что делал с ней, сжавшейся в своём кресле.
— Я запретил тебе общаться с ним.
Гермиона подняла брови, постепенно возвращаясь из разгоряченной девушки в гриффиндорскую гордячку.
— Я не твоя собственность.
Надо же, как разительно быстро поменялся голос. Он сжал зубы, чувствуя уверенный толчок раздражения в груди. Немного наклонился, сверля её взглядом.
— Мне кажется, ты чего-то не поняла, Грейнджер. Я запретил. Тебе. Общаться с ним.
— Ты и личную жизнь мою собрался обустраивать? — бросила Гермиона ему в лицо, окончательно приходя в себя.
— Что ты несёшь? Я не собираюсь пачкаться о твою личную грёбаную жизнь.
Конечно, Мерлин, он не собирается!
— Тогда объясни мне, почему тебя волнует… — она осеклась, не решаясь произнести слишком не теслова для её губ. — О ком я...
Трусиха. Слизеринец зло усмехнулся.
— Я знаю о ком, Грейнджер. Часто кончаешь, воображая себя со мной?
Она открыла рот.
Потом закрыла его, не найдя, видимо, достойного ответа. Только залилась таким румянцем, что пятнышко на скуле практически слилось с ним. Малфою это понравилось.
— Что ты сейчас представляла? Мою руку там или мой язык? — он поднял ладонь, которой несколько минут назад ласкал её и медленно, не отрывая глаз от её лица, облизал подушечки пальцев, наслаждаясь тем, как она съедает невесомые влажные движения взглядом. — Признайся, ты хочешь, чтобы я задрал твою юбку, раздвинул тебе ноги и лизал, прямо через трусы, пока ты не...
— Заткнись, Малфой! Просто заткнись!
Щёки грязнокровки вспыхнули ещё ярче, а ладони судорожно прижались к ушам.
— Если бы не моя рука, ты бы трахала себя сейчас сама. Пальцами. Мечтая обо мне. Вспоминая, как дрочила мне. Еще бы чуть-чуть, Грейнджер, и ты бы встала тогда передо мной на колени. Знаешь, что было бы дальше? Сказать тебе? Ты это себе представляла. Как ты сосёшь у меня.
— Заткнись, к чёртовой матери!
Она вскочила на ноги, не скрывая тяжёлого дыхания, сверля его таким взглядом, что Драко почти ощутил его копошение в голове. Её глаза безотчётно стрельнули вниз, на его пах.