Платина и шоколад
Шрифт:
Ещё шаг назад и взгляд Драко приковался к палочке отца, которая теперь смотрела прямо на него.
Ужас сковал глотку, но он всё пытался что-то хрипеть:
— Нет... отец, я... нет, пожалуйста...
Конечно, это было бесполезно.
Малфой знал, что сейчас произойдёт. Всем своим существом он сжался, стискивая зубы и пальцы, не сдержав всхлипа.
Господи,
Пожалуйста, помоги мне не кричать, как в прошлый раз, Мерлин. Пожалуйста, сделай, чтобы это было не так больно.
Пожал...
— Круцио!
Удар. Прямо в грудь. Люциус всегда бил в солнечное сплетение.
Секунда — просто сбивающая с ног — а затем боль. Разрывающая. Внутри.
Глубоко.
Сильно.
Отчаянный крик. Рёв. Разнесённый, умноженный миллиардным эхом, отдавшимся в камне и в черепной коробке.
Боль.
Красный туман в голове, перед глазами.
Боль. Боль.
Она пожирала, хрустела костями, пережёвывала мышцы и вытаскивала сосуды, будто обвязывая их вокруг шеи, душа. Душа.
Больно. Больно, так блядски... так...
Откуда-то извне — задыхающийся женский вопль:
— Люциус! Остановись, пожалуйста!
Выворачивает.
Наизнанку.
Он бьётся о пол — лицом, висками, сдирает ногти о камни, кричит. Кричит, как сопляк, размазывая слёзы по лицу.
И кажется.
ёще немного.
и всё кончится.
Сердце просто разорвётся. Спина конвульсивно выгибается так, что хребет отдаётся хрустом.
Боль.
Запах крови.
Металл на языке.
Внутренности будто наматывают на раскалённые вилы.
Взгляд, почти мертвый, почти слепой — к крошечному ряду окон. Темно. Холодно. Тело сотрясается, будто само по себе. Живая рыба на раскалённой сковороде, что касается железа своим влажным, липким боком — и тут же прижаривается, прикипает. Но вновь дёргается, срывая шкуру, продолжая свою пляску.
Последнюю
Взгляд.
Окна.
Крупные хлопья снега налипают на стекло.
Почти захлебнувшийся своей кровью. Болью.
Разрывающая боль. А кажется, что болеть становится нечему.
Что он сам — он и его тело, голый кусок кровоточащего мяса — станет сейчас этим чистым, пылающим чувством.
И даже кричать.
Уже.
Не выходит.
Но... где-то совсем далеко, будто из другой жизни, крик матери:
— Прошу тебя, останови его, ...
— Логан! — синхронно с Нарциссой, и это имя едва не разорвало стенки мозга, возвращая в гостиную старост.
Мужчина замирает у самого портрета.
Малфой дышит через раз — сердце вылетает из груди.
Воспоминания жили в нём, оживали, и он пресмыкался перед ними. Моля мужчину, чтобы тот не обернулся на это имя.
Но он обернулся, и, судя по виду, на какую-то секунду растерялся.
Малфой почувствовал, как всё внутри подбирается, не верит. Этого не может быть — Пожиратели уничтожены. Отстранённо слизеринец понимает, что губы Логана, обернувшегося через плечо, внезапно растягивает кривая ухмылка. Похожая своим цинизмом и насмешкой на ухмылку Драко. Слизеринец хочет ответить тем же, но лишь трясёт головой. Отрывисто, недоверчиво. Так, что светлая чёлка падает на глаза.
— Нет.
Нет, нет.
Нет, блядский миллион «нет»!
Это не может быть он. Не здесь, не в Хогвартсе. Не в мантии Министерства Магии!
Логан смотрит на него, будто соизмеряя силы — свои и его. А затем медленно качает головой. Малфой не понял этого жеста. Не понял, что разглядел во взгляде мужчины.
Обещание?
Нет. Это было предупреждение.
— Мыбудем держать с вами связь, мистер Малфой. — И теперь этот голос знаком. Слишком. А после — лишь закрытая дверь. Скрип портрета.
Драко остался стоять посреди комнаты, сжав руки в кулаки. По спине пробегала дрожь озноба.
Он жив. Он работает в Министерстве. Это он.
В нутро вцепилось желание подбежать к двери, распахнуть её, и крикнуть вслед, чтобы он не смел приближаться к Нарциссе. Но... старик сказал, что с неё сняты обвинения. Поэтому — нужно успокоиться. Просто не брать в голову. Это не его дело. Это не то, что касается Малфоя.
Пусть Логан хоть трижды приспешник — Драко заботит лишь то, чтобы подозрения вновь не ложились на его семью.