Платон, сын Аполлона
Шрифт:
Мудрый, умиротворённый, добрый бог встречает эллинов в своём олимпийском храме, он ко всем благоволит, он покровитель греков, он отец.
Таким увидел Зевса Фидий. Где увидел? Искусство Фидия, ваявшего богов и богинь, было сродни философии, ибо он созерцал образы небожителей в своей душе, которая, несомненно, была некогда причастна иной жизни, среди существ бессмертных и великих — среди богов.
И потому дар Фидия называют божественным, и потому эллины считают, что нельзя умереть, не увидев статую Зевса Олимпийца. Она — образ, слепленный с оригинала, не копия копий, как картины художников, рисующих природу, вещи и людей. Истинное искусство бесподобно и величаво, как бесподобны и величавы боги.
О чём следует просить
С Дионом Платон встретился в тот же день, найдя его среди зрителей на олимпийском стадионе, где в тот день проходили состязания бегунов. Они обнялись на виду у всех и так долго стояли, словно не виделись вечность и пережили друг без друга много бед. Дион плакал. Не смог удержать слёз и Платон.
— Рассказывай же, рассказывай, — торопил Платона Дион, когда они покинули стадион и скрылись в тени олимпийского портика, сопровождаемые друзьями Диона, приехавшими вместе с ним в Олимпию.
Рассказ был коротким.
— Мы расстались врагами, — сказал Платон. — Дионисий лишил тебя всех средств и имущества и обрекает на вечное изгнание. Все мои старания оказались напрасными. И твои тоже.
— Ну что ж, — после тяжёлого вздоха произнёс помрачневший Дион. — Призываю в свидетели Зевса, — при этих словах он посмотрел в сторону храма, — я отомщу Дионисию. И за тебя, Платон, поскольку он оскорбил твоё право гостеприимства, и за себя — за несправедливое изгнание. Он сам узнает, что такое бедность и изгнание. Он с позором будет выдворен из Сиракуз, — всё более распалялся Дион. — А если станет сопротивляться, я вышвырну его силой! Или предам смерти! И ты мне в этом поможешь, Платон. Вы все мне поможете, не правда ли?
Друзья Диона воинственно зашумели.
— Не знаю, — сказал Платон, дождавшись тишины. — Не знаю, можешь ли ты рассчитывать на мою помощь, когда грозишь Дионисию насильственным изгнанием или даже смертью. Ведь это по твоей воле, по твоему настоянию и по твоим просьбам я стал сотрапезником Дионисия, его домочадцем, даже участником его жертвоприношений. Многие в Сиракузах клеветали на меня, и Дионисий мог подумать, веря клеветникам, что я вместе с тобой злоумышляю против него и его власти. За это он мог бы убить меня, но, как видишь, не убил. Могу ли я после этого поднять на него руку? Да и возраст мой уже не таков, чтобы я мог ещё с кем-то сражаться. Но я буду заодно с тобой, Дион, если ты нуждаешься в моей дружбе и решишь сделать что-то хорошее. Но пока вы все хотите зла, подбиваете на это других.
Платон ушёл. Ни Дион, ни его друзья не окликнули его.
«Вот что я сказал, исполненный горечи при мысли о своих сицилийских бедах, — напишет позже друзьям Диона Платон. — Они же, не смущаясь меня и не желая выполнять моих указаний, сами оказались виновниками всех своих несчастий. Если бы Дионисий отдал деньги Диону и примирился бы с ним, этих несчастий не было бы вовсе. Диона я легко сдержал бы, для чего у меня была и добрая воля, и достаточное влияние. Теперь же, набросившись друг на друга, они всё испортили. А ведь Дион питал благородные замыслы: будучи человеком умеренным и разумным, он считал, что лучший способ оказаться на вершине власти и почестей — благодетельствовать другим. Дион устремился к государственному строю, основанному на самых справедливых и лучших законах, не прибегая ни к казням, ни к изгнанию, хотя бы только совсем немногих. Он бы предпочёл лучше испытать бесчестие на себе, чем его совершить. Однако он погиб, одержав победу над врагами. Его недавние друзья братья Калипп и Филострат, связанные с ним посвящением в Элевсине, зарезали Диона в праздник Коры, совершив преступление и кощунство против богини. Они думали, что он хочет сам стать тираном, изгнав из Сиракуз Дионисия, и таким жестоким образом предотвратили опасность деспотизма. В том, что постигло
73
Здесь и ранее в этой главе цитировалось VII письмо Платона (по нумерации, установленной историками) с некоторыми поясняющими текст дополнениями. — А. Д.
Возвратившись в Академию, Платон уже на другой день позвал к себе Спевсиппа, чтобы расспросить его о жизни Академии во время своего двухлетнего отсутствия. Отчёт Спевсиппа был не так долог, потому что дела в Академии шли своим чередом, по ранее заведённому порядку, правда, число учеников увеличилось, а число преподавателей уменьшилось. Уехал Эвдокс, возвратились домой в Фивы Кебет и Симмий, заболел и не появляется в Академии брат покойного Херефонта Херекрат, Демосфен более ораторствует на Пниксе, нежели занимается философией, покинула Академию Аксиофея Флиунтская.
— О Дионе ты сам всё знаешь, — сказал Спевсипп. — Он в Олимпии.
— Да, — ответил Платон и спросил про Аксиофею: — Она вернулась во Флиунт?
— Не знаю, — опустив голову, чтобы не встретиться глазами с Платоном, ответил Спевсипп: ему не хотелось рассказывать Платону о том, что Аксиофея вышла замуж за Гегесиппа из Халкиды, богатого судовладельца, ещё в минувшем году и теперь живёт на Эвбее.
— Значит, она уехала не во Флиунт, — заключил Платон, помрачнев. Аксиофею Платон тайно любил долгие годы и намеревался рядом с ней прожить старость. Аксиофея могла бы облегчить и скрасить её своим присутствием и заботой. Она была моложе Платона почти на двадцать лет, и запаса жизненных сил ей хватило бы до конца его жизни.
Спевсипп, чтобы сменить тему разговора, пожаловался на Аристотеля:
— Он прогуливается со своими учениками по твоей аллее и уже не раз читал лекции в твоей экседре.
— Что ещё? — спросил Платон. — Занимается ли он делом, которое я поручил ему и Филиппу Опунтскому?
— Да, занимается. Им удалось уже описать состояние дел в шестидесяти государствах, я сам видел недавно их работы и сосчитал. Филипп, раз уж ты вспомнил о нём, переписал с восковых дощечек некоторые твои работы, касающиеся законов.
— Позовёшь ко мне Филиппа, — сказал Платон, — но сначала Аристотеля. Делал ли ты ему замечания относительно аллеи и экседры?
— И не раз! Но он упрям и дерзок. Хорошо бы его приструнить. Кстати, он провинился не только тем, что преподаёт там, где ты, но и тем, что он преподаёт.
— И что же?
— Совсем не то, чему учишь ты. Я недавно сам слышал, как он сказал, что твоё учение об идеях — красивая, но ненужная сказка, которая не только ничего не объясняет, но всё усложняет и запутывает.
— Он так сказал?
— Да.
— Что ещё?
— Кроме того, он преподаёт своим ученикам риторику, переманив к себе часть слушателей Исократа, из-за чего тот отказывается бывать в Академии. На закрытой лекции в экседре он утверждал, что божеством следует восхищаться, но его не нужно бояться и о чём-либо просить, так как всё в этом мире совершается по естественным законам. Словом, Бог всё создал, за это ему хвала, но ни во что более не вмешивается. Аристотель также сомневается в бессмертии души.