Плавание на «Индеворе» в 1768-1771 гг.
Шрифт:
Суббота, 9-е. Слабые ветры юго-восточной четверти, ясная погода. Шли на NtW в направлении берега, самый северный его выступ на закате был на NW 25°. Под малыми парусами всю ночь шли тем же курсом, глубина от 12 до 15 саженей, расстояние до берега приблизительно 3–4 лиги. В 6 часов утра были на траверзе нескольких больших островов, названных нами островами Франкленд[197]. Они лежат почти в 2 лигах от материка, их северная оконечность была на NtW1/2W, но затем оказалось, что это был относительно высокий остров, в окружности почти 4 мили. Он находится милях в двух от выступа материка. Мы пошли между этим островом и берегом материка и в полдень достигли середины пролива. Обсервованная широта была 16°55' S. Глубина 20 саженей. Находились на траверзе мыса, который я назвал мысом Графтон[198] (16°55' ю.ш., 214°11' з.д.). Мыс сравнительно высок; то же самое можно сказать обо всем побережье, простирающемся на 20 лиг к югу, – оно скалистое, кое-где растет лес. Ночью на берегу видели огонь, а незадолго до полудня заметили туземцев.
Воскресенье, 10-е. Обогнув мыс Графтон, увидели, что берег простирается к NWtW. В 3 милях к западу от мыса имеется залив; там мы отдали якорь милях в двух от берега на глубине 4 саженей; дно каменистое. Восточный мыс залива был на SO 74°, западный – на SW 83°. Низкий лесистый остров, лежащий в море на NO 35°, в 3–4 лигах на NtO1/2O от мыса Графтон, показан на карте как Грин-Айленд (Зеленый остров).
Как только отдали якорь, я, м-р Бенкс и д-р Соландер съехали на берег. Прежде всего я решил найти пресную воду; с этой целью мы на шлюпке направились к мысу, ибо на берегу в глубине залива – низком и поросшем манграми – вряд ли можно было что-либо встретить. По пути попалось два источника, но из-за прибоя и скал на берегу до них было трудно добраться. Обогнув мыс, на берегу песчаной бухты обнаружили небольшой ручей, но подойти на шлюпке к этому месту было нелегко, поэтому мы не высадились. Едва ли мы смогли бы продвинуться в глубь страны, ибо местность холмистая, много крутых скал. Кроме того, у нас не было времени, чтобы добраться до равнины, поэтому ничего примечательного мы не увидели. Я намерен был задержаться здесь по крайней мере на день, осмотреть местность, отыскать источник пресной воды в удобном месте или какие-либо припасы. Но надежды оказались напрасными. Чтобы не тратить времени и не упустить возможности идти дальше при луне, в полночь снялись с якоря и направились к северо-западу при слабом ветре и дожде.
В 4 часа подул свежий ветер от StO, прояснилось. Продолжали идти в направлении берега на NNW1/2W. Глубина 10, 12, 14 саженей, расстояние до берега 3 лиги. В 10 часов, желая пройти мимо небольшого низкого островка, направились на север; остров лежит почти в 2 лигах от берега. Прилив достиг высшей точки, и большая часть острова находилась под водой. Почти в 3 лигах северо-западнее острова у берега лежит другой, относительно высокий остров. В полдень он был на NW 55°, в 7–8 милях от нас. Широта 16°20' S. Мыс Графтон был на SO 29°, в 40 милях от нас, а самая северная оконечность берега – на NW 20°. Глубина 15 саженей. Между мысом Графтон и этой оконечностью берег образует большой, но не очень глубокий залив, который я назвал заливом Тринити (Троицы) в честь дня его открытия, а северный мыс – мысом Трибыолейшн (мыс Невзгод), ибо именно здесь начались наши страдания. Широта 16°6' S. Долгота 214°39' W.
Понедельник, 11-е. Ветер от OSO, шли вдоль берега на NtW, на расстоянии 3–4 лиг от него. Глубина от 14 до 10 и 12 саженей. В 6–7 лигах от берега заметили два островка, их широта 16°0' S. В 6 часов самая северная видимая нами земля была на NtW1/2W, а два низких лесистых острова, которые кое-кто принял за скалы, выступающие из воды, – на N1/2W. Убавили паруса и легли круто к ветру, от берега на ONO и NOtO. Чтобы избежать возможных опасностей и убедиться, нет ли в море каких-либо островов, – тем более что мы вошли в те шпроты, где Кирос открыл землю, которую некоторые географы по причине, неведомой мне, присоединяют к материку, – я решил идти под малыми парусами всю ночь при свежем ветре и лунном свете.
Между 6 и 9 часами мы отошли от берега и вступили в воды, где глубина возросла с 14 до 20 саженей, затем стала уменьшаться до 12, 10 и 8 саженей. Все были на своих местах, готовые в любой момент изменить курс или отдать якорь, но мне не повезло – глубина снова возросла, и я полагал, что можно продолжать путь. Незадолго до 10 часов мы шли при глубине 20–21 сажени, а около 11 часов она упала до 17 саженей, и прежде чем матрос на лоте успел сообщить результат нового замера, раздался треск, и корабль прочно на что-то сел.
Сразу же убрали все паруса, спустили шлюпки и замерили глубину близ судна. Оказывается, мы наткнулись на юго-восточный край гряды коралловых рифов. В некоторых местах глубина была 3–4 сажени, в других же – всего несколько футов, а на расстоянии длины корабля по правому борту (нос корабля был направлен на северо-восток) – 8, 10 и 12 саженей. Спустив баркас, убрали реи и стеньги и завели становой якорь вперед по правому борту, затем спустили в шлюпку якорь с тросом, чтобы завести его в том же направлении. Но, промерив глубину второй раз, обнаружили, что больше воды у кормы, и поэтому решили завести якорь по правому борту с кормы. В том же направлении завели верп, но все попытки были безуспешны: судно прочно сидело на рифе. Как можно скорее надо было облегчить «Индевр» – это была единственная мера, которая могла спасти нас, так как мы сели на риф в полную воду.
Мы освободились не только от запасов пресной воды, но и сбросили за борт пушки, чугунный и каменный балласт, бочки, клепку, банки с маслом, испорченные припасы (многие из этих грузов служили нам балластом), внутрь корабля вода пока почти не проникала. В 11 часов утра, когда прилив достиг высшей точки, попробовали сняться с рифа, но безуспешно. Не продвинулись ни на фут, несмотря на то что к этому времени корабль был облегчен на 40 или 50 тонн. Этого было недостаточно, поэтому всеми возможными способами продолжали разгружать его. Когда прилив стал спадать, вода в трюме начала прибывать так быстро, что две помпы едва справлялись с нею. К полудню корабль имел крен на правый борт, 3–4 пояса обшивки ушли в воду. Обсервованная широта была 15°45' S.
Вторник, 12-е. На наше счастье, ветер был тихий, погода ясная, а море спокойное. Это дало возможность днем завести два носовых якоря: один по правой кормовой раковине, а второй прямо по корме. На канаты заложили блоки и тали, ходовые концы взяли на корму и выбрали втугую. Было уже 5 часов дня. Вода стала подниматься, течь увеличивалась, и мы были вынуждены установить третью помпу, четвертую же нам не удалось пустить в ход. В 9 часов корабль выпрямился, но помпы уже не справлялись с водой, хлынувшей в пробоину.
Это было тревожное, я бы даже сказал ужасное осложнение, которое нам грозило немедленной гибелью в момент, когда корабль окажется на плаву. Однако я решил пойти на риск и стянуть судно, если это окажется возможным, поэтому поставил на шпиль и брашпиль всех людей, которых можно было освободить без ущерба для работ по откачке воды. Приблизительно в 10.20 корабль всплыл, мы вывели его на глубокое место, при этом в трюме уже было 3 фута 9 дюймов воды. Надо было выбрать становой якорь, для этой цели направил баркас, матросы выполнили мое распоряжение, но среди рифов потеряли якорный трос. Пробоина увеличивалась, приказал всем встать на помпы.
Вскоре произошло недоразумение, нагнавшее страх на весь экипаж. Человек, который стоял у льяла и замерял глубину воды в трюме над поелом, сменился, а другой, не зная, как первый вел замер, измерил глубину до нижней кромки поела; разница составила 16 или 18 дюймов, и казалось, течь настолько увеличилась, что помпы уже не могли справиться с водой. Недоразумение удалось выяснить, и все ободрились. Матросы удвоили свои усилия и до 8 часов утра боролись с водой, пока ее в трюме не убавилось.
Подняли правый якорь, но не смогли спасти левый, пришлось обрубить якорный канат. Поставили фор-стеньгу и фонарей, оттянули на якорях корабль на юго-восток. В 11 поставили паруса и при легком ветре от OSO направились к земле. Несколько человек нашивали пеньковые очески на нижний лисель, изготовляя пластырь для заделки пробоины; другие были заняты на помпах, которые все еще откачивали воду.