Плавание «Сидрэгона»
Шрифт:
В целом работы по укреплению ограждения рубки и мостика заняли пять часов. Когда все было сделано, мы разблокировали пульт управления гидравлической системой, открыли клапаны вентиляции цистерн, и «Сидрэгон» стал медленно погружаться.
Мы только что пообедали и сидели в кают-компании — тянули из чашечек ароматный кофе. Часы пробили двенадцать. Вошел лейтенант Леги и четко доложил:
— Обязанности вахтенного офицера сдал лейтенанту Томсону. Произведен осмотр помещений на нижней палубе: все в порядке. — Затем, уже менее официальным тоном, добавил: — Картина на телевизионном экране очень внушительная.
— А вы знаете, командир, мы не ожидали встретить здесь такой глубоко сидящий лед, — поддержал его Уитмен. — Разрешите мне пойти посмотреть, — прибавил он.
Я не удержался от того, чтобы не последовать за ним. Изображение льда на экране телевизора было действительно великолепной картиной.
— Посмотрите на эту льдину, командир, — произнес Уитмен, — ее толщина более тридцати метров.
— А какова ее осадка? — спросил я Уитмена, посмотрев на экран эхоайсбергомера, который никак не реагировал на лед, находившийся так высоко над нами.
— Немногим более тридцати метров. Я просто удивлен толщиной льда здесь, командир. Посмотрите вот на эту льдину — тридцать два метра!
— Увеличить глубину погружения до ста двадцати метров! — приказал я вахтенному офицеру, и он тотчас же выполнил мое распоряжение.
«Если мы по какой-нибудь причине потеряем контроль над глубиной погружения, — подумал я, — такая предосторожность поможет нам избежать катастрофического столкновения со льдом на шестнадцатиузловой скорости».
Мы шли широким зигзагом, пересекая наименее исследованную часть Северного Ледовитого океана, в стороне от путей, которыми ходили другие подводные лодки. К исходу дня участки чистой воды стали попадаться все реже и реже, а осадка торосистого пакового льда уменьшилась.
Только к завтраку следующего дня мы настолько опередили график, что у нас появилось время для всплытия на поверхность. И именно в это время вахтенный офицер обнаружил большой участок чистой воды и вызвал меня в центральный пост. Я с удивлением наблюдал, как эхоледомер показал сначала две, а затем и три мили чистой воды над нами. Мы развернулись и замерили разводье в другом направлении: ширина оказалась не меньшей, чем длина. Я сразу же решил всплыть в этой полынье в паковом льду, самой большой по сравнению с теми, о которых мне приходилось слышать ранее.
Вскоре после двенадцати часов дня мы всплыли в огромной полынье. Низкая облачность мешала определить ее размеры на глаз, но в общем погода была прекрасная: температура воздуха — около 1 градуса тепла, дул легкий норд-остовый ветерок, поднимавший очень небольшую волну. Плавающих льдин в полынье не было.
— Управление кораблем на мостик! Приготовить оборудование для швартовки ко льду! — приказал я вахтенному офицеру и начал присматривать подходящее место у кромки льда, чтобы подойти к нему бортом.
Вскоре я заметил прекрасный ледяной «пирс» с подветренной стороны. У кромки лед возвышался над водой примерно на один метр, а бугорки из торосов на нем не превышали одного-двух метров. Пришвартовавшись так, чтобы корма оставалась в чистой воде, мы избежим опасности удара винтами об лед.
Пока одна группа вытаскивала на палубу оборудование для швартовки к льдине, другая надула и спустила на воду спасательную резиновую шлюпку. Затем в нее погрузили несколько двухметровых стальных стоек и кувалды для того, чтобы забить стойки в лед, и шлюпка отправилась к «берегу». Тем временем главный боцман аккуратно разложил на палубе швартовы.
Забить стальные стойки в лед оказалось не так легко: лед был крепок, как скала. Тем не менее матросы боцманской команды отлично справились с этой задачей, и через некоторое время мы благополучно пришвартовались у импровизированного пирса. Распорядившись сменить ходовую вахту усиленной якорной, я объявил по радиотрансляционной сети, что «Сидрэгон» будет стоять у «пирса» по меньшей мере шесть часов и что всем свободным от вахты разрешается увольнение на «берег» с соблюдением следующих условий: на всех должны быть надеты оранжевые спасательные жилеты, никому не разрешается ходить в одиночку или удаляться по льду за пределы видимости с мостика лодки и, наконец, вахтенному офицеру вменяется в обязанность вести строгий учет всех сходящих с корабля и возвращающихся на него. Я считал эти меры предосторожности необходимыми потому, что люди могли случайно провалиться или в скрытую трещину во льду или в только что замерзшую полынью, покрытую ледяной кашей. Если в таком случае поблизости не будет никого, кто может оказать помощь, то пострадавший наверняка поплатится жизнью.
Во всех отсеках корабля приступили к проведению больших и малых работ, которые не могли быть выполнены в подводном положении и поэтому откладывались до всплытия на поверхность. Все приборы и оборудование, которые нельзя было остановить при движении под Водой, теперь были выключены и подверглись чистке, смазке, регулировке и настройке. Заводские специалисты и ученые тщательно проверили всю ледоизмерительную аппаратуру. Гидроакустики вскрыли специальное устройство для взятия планктоновых проб и зарядили его новыми мешочками. Лайон, Уитмен и Моллой собрали свои приборы, инструменты и журналы и намеревались совершить научную вылазку на лед. Телевизионную камеру поставили в самое высокое положение, чтобы записать на видеомагнитофон все происходящее вокруг корабля. Штурман воспользовался возможностью взять высоты Солнца. Легководолазы готовили свое снаряжение и переодевались для первого погружения под паковый лед. Радисты приступили к испытаниям новой радиоаппаратуры.
Мне и самому очень захотелось совершить прогулку по льду и подышать свежим морозным воздухом. Я спустился вниз за фотоаппаратом и пригласил Робертсона составить мне компанию. Он с удовольствием принял приглашение, и мы поднялись на палубу. На лед уже сошло около половины экипажа. Все резвились, бегали и прыгали, словно маленькие дети. Чтобы перейти на лед, пришлось спуститься в резиновую шлюпку, так как выпуклый борт «Сидрэгона» и выступ ледяного поля соприкасались под водой на глубине около двух метров.
Поверхность ледяного поля была неровной, бугристой, покрытой спрессовавшимся снегом, который с хрустом трескался у нас под ногами. Виднелись уходящие вдаль извилистые гряды нагроможденных торосистых льдин высотой два-три метра — результат столкновения больших льдин и ледяных полей и их налезания друг на друга под действием ветра и течений. Огромные глыбы льда застыли на поверхности ледяного поля в самых причудливых положениях. Под воздействием солнечных лучей лед таял, и на поле образовалось множество «озер». Глубина некоторых из них постепенно увеличивалась, в результате чего «озера» соединились с находившимся подо льдом океаном. Когда температура воздуха снова понижалась, «озера» замерзали и покрывались тонким молодым льдом.