Плавания капитана флота Федора Литке вокруг света и по Северному Ледовитому океану (с илл.)
Шрифт:
Вскоре после того, как мы положили якорь, подул свежий от NO ветер, которым развело волнение и стало нагонять на нас лед; почему и вынуждены мы были идти за Мединский заворот, куда прибыли в 10 часов вечера и расположились ночевать в палатке.
27 числа продолжался весь день густой туман, временно с дождем, так что мы ничего не могли делать.
28 июля поутру отправились к тому месту, где кончена была опись 26 числа, но множество льда под берегом не позволило производить описи с карбаса, почему я тотчас начал опись береговую, которую в тот же день довел до самой оконечности Мединского заворота и, исполнив таким образом предписание ваше, остановился для подождания вас».
Август. 2 августа помощник Рогозин был опять отправлен вперед с приказанием описать материковый берег до Югорского Шара и там меня дожидаться. Сам же я с другим помощником должен был пробыть на Мединском завороте еще пять дней, поскольку не прежде того времени успел сделать все потребные для долготы и широты наблюдения. Вывод их был следующий: широта 68°58'37', долгота 59°27'. Склонение компаса 9°05'.
На Мединском завороте находятся две избы и два чума, в которых при нас жили, подобно как и в реке Черной, одни самоедки, занимавшиеся ловлей сигов и омулей. Один раз попалась им в невод нерпа.
7 августа рано поутру мог я, наконец, продолжать путь. Я взял курс к острову Долгому и с помощью тихого от SO ветра в 11 часов подошел к южной его оконечности на расстояние 3/4 мили. Я намерен был описать восточный берег острова, но лед, его окружавший и во множестве по морю носившийся, не допуская нас подойти близко к берегу и, вынуждая беспрестанно менять курсы, сделал предприятие это невозможным; а так как в южной части острова нет нигде для карбасов пристанища, то и пошел я прямо к северной оконечности, где в небольшой закрытой бухте, называемой Сибирское становье, нашел хорошее укрытие. Вскоре после нас пришли туда два промышленных карбаса.
Происхождение названия Сибирское становье (по преданиям) следующее: лет около 90 тому назад ходили на ладье из реки Оби в Соловецкий монастырь по обещанию богомольцы числом до 70 человек. Возвращаясь тем же путем на родину, в позднюю уже осень встретили они, подходя к острову Вайгач, непроходимые льды, потому и решились пристать к острову Долгому и там перезимовать. У северной его оконечности нашли они безопасную гавань, но не готовые на зимовку, от недостатка во всем и от цинготной болезни, все до одного человека померли. Они похоронены на мысу, называемом Сибирское кладбище, это место обозначено крестом.
В бухте этой карбасам стоять весьма спокойно, но устье ее засыпает орешником [171] , и потому входить в него следует не иначе как с полной водой. На оконечности острова стоят три избы.
На другой день погода наблюдениям не благоприятствовала. Мне удалось обсервовать только близкие к полудню высоты и несколько лунных расстояний. Пользуясь свободным временем, описали мы мерой часть северного берега острова. Берег этот каменист и окружен множеством острых луд. В некоторых местах встречаются мокрые болота. От северной оконечности на W в 1 1/2 мили лежит небольшой каменный островок Голец.
171
Орешником называют в том краю мелкие камни, округлившиеся от постоянного трения в воде одного о другой. (Примеч. Ф. П. Литке.)
9 числа поутру успел я, невзирая на облачную погоду, наблюдать высоты солнца с хронометром; обсервовал также околомеридиональные высоты и несколько лунных расстояний. Из всех этих наблюдений выходит широта северной оконечности острова Долгого 69°23'14', долгота 59°02'. Прикладной час найден здесь 4ч35'. Подъем воды в прилив 2 фута 11 дюймов.
Окончив это дело, отправился я в шестом часу вечера к острову Матвееву и, подойдя к южной его оконечности, пошел с описью вдоль западного берега; но не успел еще сделать одной магистрали, как задул от W крепкий ветер; карбас наш взял большой ход, отчего лодочку, на бакштове [172] у нас бывшую, опрокинуло и оторвало. Для спасения этой необходимой вещи должны мы были оставить опись. Покуда мы справлялись с лодочкой, развело большое волнение, которым нас стало прижимать к каменистому берегу, почему, не помышляя более об описи, должны мы были искать убежища под северным берегом острова, где в небольшой открытой бухте, которой берега также омывались великими бурунами, стали на якорь.
172
Бакштов – конец, выпускаемый с кормы стоящего на якоре судна для крепления шлюпки, находящейся на воде.
В полночь ветер сделался тише и отошел к SW. Погода была ненастная; некоторое время продолжалась гроза с дождем. Около 9 часов проглянуло солнце; бурун, им освещенный, показался мне не так велик, и я решился выйти здесь для наблюдений на берег. Приняв это намерение, отправил я вперед на лодочке работников, чтобы они успели сварить себе пищу, располагая последовать за ними и сам. Но они встретили под берегом жестокий бурун, которым лодочку в одну минуту залило и опрокинуло. К счастью, взят был с нее на карбас конец веревки, посредством которого успели мы притянуть к себе лодочку и людей, но съестные припасы, посуда, словом сказать, все, что с ними было, потонуло.
Между тем ветер, отходя к W, стал опять крепчать. Не видя себе здесь никакой в случае бури защиты, решился я идти к Югорскому Шару. Около полудня подняли мы паруса и к 4 часам проплыли по Массееву лагу 14 миль на О. В это время ветер сделался гораздо тише, почему и лег я на SO, чтобы, приблизясь к берегу, идти вдоль него с описью. Около 5 часов утра увидели мы землю и взяли курс вдоль нее к NW. В 7 часов утра ветер от SW стал опять крепчать. Мы старались держать как можно далее от берега, но скоро заметили, что нас приметным образом прижимает к острым каменным скалам, его окружающим. Кормщика с нами не было; он был отдан помощнику Рогозину, и потому мы, не зная где находимся, между страхом и надеждой продолжали идти вдоль берега, наблюдая внимательно, не откроется ли где место, удобное к нашему спасению.
В полдень дул крепкий ветер с большим волнением и туманом. Положение наше с каждой минутой становилось безнадежнее; если б нас прижало к тому утесистому берегу, который был у нас под ветром, то ни одному не было бы никакого спасения. В час миновали мы в нескольких только саженях на ветре лежащий в полумиле от берега конусообразный утес, называемый Парус Луда, и вслед за тем, к общей нашей радости, открылась нам между двумя каменными, крупными мысами небольшая бухта, окруженная низменным песчаным берегом. Мы тотчас в нее спустились и, не доходя до берега с полкабельтова, положили на глубине 10 футов два якоря. Ветер действовал уже не так сильно, однако же волнение из-за мысов приходило довольно большое; от сильной качки карбаса подорвало в половине пятого один из наших якорей, а с другого стало дрейфовать. Видя, что нам уже не миновать берега, поднял я якорь и, приподняв паруса, пошел прямо на песчаную низменность, в которую скоро и уперся носом. Мы тотчас принялись выгружать вещи и успели все спасти без исключения, потом вытащили и карбас на берег и расположились около него в палатках.
Мы были в совершенной неизвестности о том, где мы теперь находимся. Идя вдоль берега, видели мы в некотором расстоянии чум, в котором, по всей вероятности, находились самоеды, почему и послал я в ту сторону одного из работников. По возвращении его узнали мы, что этот чум стоит на реке Пустынной, от которой мы находились около 1 1/2 мили к NW.
12 числа продолжался крепкий ветер между W и NW. Предвидя, что наших сил недостанет спустить опять на воду карбас, послал я в этот и следующий день находившегося у нас в работниках самоеда в близлежащие чумы для того, чтобы собрать нам в помощь земляков его, которых, однако, к 14 числу собралось только шесть человек. К счастью, около исхода третьего часа увидели мы карбас помощника Рогозина, шедший мимо нашей бухты к N, который, увидев нас, тотчас к нам присоединился. К 7 часам карбас наш был опять уже на воде.