Плавания вокруг света и по Северному Ледовитому океану (др.изд.)
Шрифт:
На следующее утро (2 августа) подымались мы с Постельсом на гору Эльпынгын, возвышавшуюся над местом нашего ночлега, для осмотра окрестностей и увидели через ровную тундру море, омывающее мыс Чукотский. Один из мысов, пеленгованный отсюда почти прямо на S, лежит от Чукотского только в 7 милях, и, таким образом, и этот последний привязался к описи непосредственно.
Мы отправились в путь не прежде 10-го часа. Выехав мимо SW оконечности острова Иттыгран опять в северный рукав пролива, увидели мы на горизонте мачты нашего шлюпа. Осмотрев одну открытую губу, большая часть которой была покрыта льдом и которая по этой причине названа Ледяной, остановились мы обедать в устье другой, с ней смежной, представлявшей прекрасную во всех отношениях гавань. В измерении оснований и взятии главных углов протекла остальная половина дня, и мы остановились ночевать на северном
На следующий день описали подробно эту губу, названную по имени старшего по мне офицера, лейтенанта Аболешева. Труд этот был излишним, потому что Ратманов за день до нас уже описал ее. Избрав, по несчастью, различные основные пункты описи, не нашли мы ни одного из многих знаков, которые по обыкновению он оставлял. Встретившись с ним, возвратились бы на шлюп мы двумя днями раньше и избежали бы трудностей, нас ожидавших.
В вершине губы этой, на ровном песчаном берегу видели мы груду камней, сложенную в виде параллелепипеда футов 6 длиной и около 4 в ширину и высоту. Промежутки между камнями наполнены были волосами и шерстью оленьей разных цветов. Это был, конечно, какой-нибудь памятник, относившийся к вере чукчей, но, к сожалению, некому было нам его объяснить.
На южном берегу губы, близ устья речки, стекавшей с гор водопадами, нашли мы два чукотских семейства, встретившие нас с обрядами, каких мы прежде не видели. Все вышли из юрт. Женщины, имея в одной или в обеих руках по заячьему меху, махали ими на нас с поклонами, припевая, или лучше сказать, пригаркивая, какую-то песню. Это продолжалось, пока мы, выйдя, поздоровались с ними и их одарили. После узнали мы, что Ратманов имел сообщение с этими же людьми, которые его так перепугались, что едва могли произнести слово. Вероятно, что описанный нами обряд имеет целью снискать дружбу пришельцев и что, употребив его, ничего уже не опасаются, ибо с нами не показывали они ни малейшей боязни, напротив, были очень развязны и приветливы. Женщины, как и везде, были особенно веселы и ласковы; между ними отличалась одна предревняя старушка с совершенно седой головой и почти без зубов, которая, невзирая на то, беспрестанно начинала петь и плясать.
В двух описанных выше губах удивлялись мы странному виду гор, какой встречался и прежде, но нигде так часто, как здесь Воронка, из которой вырежется кусок около 1/4 окружности величиной и на то место вставится зубец кверху и весь верхний край зазубрится, изобразит хорошо эту странную форму. Название Devil’s Punch Bowl [чертов кубок для пунша], которое мы находим на некоторых английских картах, ни к чему не могло бы быть лучше приложено, как к этим горам; но здесь кубков этих так много, что было бы из чего напоить всю адскую челядь. Описания и чертежи Постельса объясняют это геологам лучше.
Переночевав близ старого места, пустились мы поутру 4-го обратно на шлюп. Благоприятствовавшая нам до сих пор погода, казалось, хотела это на нас выместить. Ветер дул уже весьма свежо от NO с дождем, когда мы отправились. Мы надеялись, что успеем добраться до судна прежде, нежели время испортится, но едва выехали на средину пролива, как поднялась совершенная буря с большим волнением. Баркас заливало. На шлюп нельзя уже было взять курс, но я надеялся достигнуть по крайней мере острова Аракамчечен, откуда берегом можно было бы добраться до шлюпа, если бы в случае продолжительного ветра съестной запас наш, бывший на исходе, совсем истощился, однако ветер создал столь жестокое течение вдоль пролива, что нас несло в море. Баркас был почти полон воды, невзирая на беспрестанное отливание, и мы вынуждены были спуститься. [427] Я намеревался идти на SW оконечность острова Иттыгран, где мы совершенно были бы закрыты; но, проходя вдоль западной стороны, заметили мы юрту на небольшой лощине, где прибой казался не слишком большим. Тут мы остановились и с помощью байдары, принадлежавшей хозяевам юрты, благополучно вынесли все вещи на берег. Мы на опыте узнали при этом случае великое удобство плоскодонных коробок в приставании к берегу, хотя наши люди и не умели с ними обращаться. Одним большим валом бросило байдару от баркаса на берег: мы ожидали увидеть ее разбитой вдребезги, но в нее не попало даже и капли воды.
427
Байдарка при большом ходе баркаса не могла за нами держаться, и мы должны были взять ее на буксир. Положение ее было преопасное, и особенно от беспрестанного рысканья баркаса. Тут мы имели случай видеть проворство, искусство и присутствие духа наших алеутов.
В маленькой юрте нашли мы одно из семейств, оставленных накануне в губе Аболешева. Они было собрались к нам на судно, но, застигнутые, подобно нам, бурей, искали здесь укрытия. Они очень усердно помогали нам выносить наши вещи на берег, ставить палатки и пр. Доброму соседству были мы рады не для одного развлечения. Сухари, на которых основывалась вся наша надежда не умереть с голоду, оказались подмокшими, и нам оставалось согреваться от пронзительного ветра только чаем без сахара, но и этого было ненадолго; и потому мы очень довольны были, когда один из соседей взялся отыскать кочующих на острове оленных чукчей и доставить нам от них оленя.
До самой ночи дул весьма крепкий ветер со снегом, от которого парусинные наши палатки служили нам плохой защитой. Термометр опустился почти до нуля. Ровного места около нас было так мало, что движением невозможно было согреться. Мы пробовали искать убежища в тесной юрте наших соседей, но духота и нечистота в ней были несноснее стужи. Старая хозяйка с удивительным добродушием предложила нам в подарок одно бывшее у ней полусгнившее полено, но когда мы сказали, что дров у нас довольно, то она столь же простодушно заметила, что в таком случае нам совсем нечего делать у нее в юрте. Старик, муж ее, беспрестанно был около нас и маленькими услугами старался нам показать свое усердие, и это с таким бескорыстием, что, когда мы из благодарности предложили ему топор, то он как будто даже испугался, не хотел его принимать и пошел к своей юрте. По усиленному настоянию нашему он, наконец, принял подарок, но с лицом, на котором изображалось больше недоумение, нежели радость, и мы его в тот вечер больше не видели.
Посланный за оленем не являлся, и мы, голодные, завернувшись в шинели, предались спокойному сну.
Утро обрадовало нас тихой, ясной погодой, но в то же время испугало изменившимся видом гор, окружающих пролив: обращенные к северу скаты их покрыты были снегом и представляли картину осени, какой мы не ожидали так скоро видеть. С восходом солнца стали мы готовиться в путь. Войдя в юрту наших соседей, чтобы пожелать им доброго утра, удивились мы, не найдя в ней ни души. Все оставалось в ней, как было, даже жирник горел еще… Мы могли приписать себе причину удаления чукотских приятелей, однако не понимали, чем против них провинились. В знак того, что мы с таким же чистым намерением уезжаем, с каким приехали, оставили мы в юрте вместо визитных карточек котел, топор, несколько иголок, табаку и пр.
Около полудня прибыл я на шлюп, который отстаивался в прошедшую бурю на двух якорях.
В отсутствие наше чукчи ежедневно во множестве посещали шлюп и снабжали его изобильно оленьим мясом. Обыкновенная плата за оленя была котел медный и немного табаку.
В продолжение нашей работы мичман Ратманов описал губу Пенкегней и берег от этой губы до Ледяной, и этим опись пролива была кончена.
Примечательное место это избегло внимания всех мореплавателей, посещавших до сих пор берега Чукотской земли. Кук видел оба его устья, считая их мелководными губами. Сарычев слышал от чукчей о трех островах, но видел один только маленький, лежащий к востоку от острова Аракамчечен. Когда торговля морем с чукчами примет большее распространение, то пролив Сенявина будет, конечно, главным ее местом. Тут гораздо больше собирается оленных чукчей, нежели в местах, севернее лежащих. Прекрасные гавани, удобство выходить и входить почти при всяком ветре и меньшее удаление дают ему преимущество перед всеми. Одно судно американской компании было однажды в половине августа стеснено в губе Св. Лаврентия льдами, из которых с трудом высвободилось; в проливе Сенявина этого, вероятно, и в сентябре случиться не может.
Сделав последние наблюдения для поверки хронометров, оставили мы 6 августа пролив Сенявина. Выдержав крепкий южный ветер, находились мы 8 числа поутру против южного его устья. Лавируя против свежего SW ветра, осмотрели мы в течение дня берег от мыса, образующего южный предел этого пролива, – который в честь нашего врача и естествоиспытателя был назван мысом Мертенса, – до мыса Чаплина, названного так по имени одного из офицеров, служивших в экспедиции Беринга. Мыс Чаплин есть оконечность длинной, низменной кошки, выдающейся от берега в широте 64°25'. На ней большое летнее жилье чукчей.