Плазмоиды
Шрифт:
Таможенного блокпоста так и не было видно. К тому же Максиму вдруг пришло в голову, что, если фанатичные маньяки изуверствуют на железной дороге, почему бы им не оказаться и на автомобильной трассе… Перед глазами до сих пор явственно стояла картина: разгромленный проход вагона, пласты трупов и Настя, которую разрывает в клочья вместе с дорогим манто… Она, бесспорно, была пьяной бестолочью и шлюхой, готовой раздвинуть ляжки перед первым встречным, и все равно девчонку было жалко.
Огненный дождь будто бы породил бестий, превратил людей в зверей
Через некоторое время Максим почувствовал, что левая рука ниже локтя немеет. Он остановился, бросил портфель на обочину и принялся растирать снегом предплечье. Боли уже не ощущалось – лишь противное покалывание. Это был очень плохой признак: не хватало ему только обморожение схлопотать…
Внезапно Долгов ощутил вспышку животного страха в груди. Он оглянулся, словно кто-то мог напасть со спины на этой пустынной дороге. Тьма. Вьюга. Ни души. А ведь раньше наверняка трасса, связывающая два густонаселенных государства, была чрезвычайно оживленной… Страх продолжал давить на затылок острой лапой плохого предчувствия.
«Что же так меня встревожило, черт побери?» – подумал Максим, даже не заметив, что произнес эту мысль вслух.
И вдруг он понял причину страха: не хотелось погибать здесь. Жутко не хотелось, до ломоты в костях. Ледяной асфальт, щебенка и метель – очень неприятная могила.
Схватив портфель, Максим пошел вперед, все ускоряя и ускоряя шаг. Левую руку продолжало покалывать, спина уже не чувствовала холода, рана на ноге отдавалась нестерпимой болью, губа онемела, мысли перемешались и стали вязкими, но страх был сильнее всего этого. Страху было плевать на усталость, на стиснутые зубы, на сопли, противно текущие по щетине. Спустя минуту Долгов уже бежал по шоссе, жмурясь от ветра и считая шаги.
Один, два, три… Один, два, три… Четыре, пять, шесть… Один, два, три… Еще метров пятнадцать позади. На десяток шагов ближе к теплу, к жизни, к людям. Один, два, три… Один, два, три… И снова чуть ближе к теплу. Нужно попасть в отапливаемое помещение, согреться и перевязать рану. То, что он приложил к ней несколько денежных купюр и перетянул ремнем, – только остановило кровь. Но рана может загноиться, если ее не продезинфицировать… И тогда он не сможет ходить, не сумеет попасть к Маринке и Ветке… Один, два, три… Четыре, пять шесть… Никогда он не простит себе, если жена с дочкой не переживут эту холодную ночь. И следующую… И все остальные ночи… Один, два, три… Еще немного. Ведь уже близко тепло, огни…
Долгов остановился и протер слезящиеся глаза едва послушной рукой. Что это? Огни? Огни! Там должны быть люди… Или беспощадные огненные шары? Нет. Это свет рекламы придорожного павильончика и фонарных столбов. Там люди… Скорее…
Один, два, три… Один, два, три…
Возле входа в небольшое кирпичное кафе Долгов споткнулся и упал. Сил, чтобы подняться уже не оставалось, и это было чертовски обидно. Каких-то десять-двенадцать метров!
«Стоп, – хрипло прошептал он, глядя, как крохотные снежинки колотят по руке. – Не могу встать… Но
Добравшись наконец по нескольким ступенькам до двери, он хотел поднять руку, чтобы постучать. Но, несмотря на все усилия, она продолжала безвольной плетью лежать на бордюрчике. Кончики пальцев побелели. Пришлось выпустить портфель и постучать заиндевевшими костяшками другой руки. Получилось слишком тихо.
«Чтобы тебе открыли, нужно стучать громче».
Раздирая кулак до белых порезов, он принялся колотить в шершавую сталь изо всех сил…
Раздались шаги, в уличную темень хлынул свет, и перед Максимом вдруг появилось заплаканное лицо Насти… Господи, она-то здесь откуда взялась?..
Девушка рывком сбросила блузку, обнажив грудь…
Максим сразу не понял: показалось ему, или действительно на ее красивом теле было что-то не так? Он пригляделся. Точно, вот же оно – неправильное! Из розовых набухших сосков сочилась кровь, двумя тонкими струйками стекая по плоскому животу на юбку. Настя испуганно смотрела на алые капли и терла пальцами глаза. Тени на веках смазались, от чего слезы казались голубыми…
Как крохотная Веткина сандалия в кармане брюк.
Как небо.
– Мне больно, – всхлипнула Настя, поднимая на Максима пустой взгляд. Он вздрогнул. – Мне очень больно.
Кровь основательно пропитала ее юбку и продолжала расползаться темным пятном. Багряные струйки стали извиваться и течь в разные стороны, охватывая все тело девушки мелкой сеткой с неровными ячейками. Долгов хотел взять ее за руки, но она отпрянула и задрожала. Грудь, плечи, шея, лицо Насти становились огненно-красными…
Как жаркое пламя.
Как чужое небо…
Глава пятая
– Лопух, – произнес басовитый голос. – Спирт принеси, а не водку. На кухне, в шкафу литровка 70-процентного стоит. Рядом с уксусом… Куда понес водку-то? Оставь ее как внутреннее средство.
Все звуки доносились словно из колодца: приглушенные и далекие. Тело казалось одной сплошной раной, в голове шумело, словно после жестокой пьянки, глаза открывать не хотелось. Происходящее воспринималось отрешенно, как бормотание ведущего опостылевшего ток-шоу в работающем на одну десятую громкости телевизоре.
Шаги удалились, в соседнем помещении что-то загромыхало, и послышалась неразборчивая ругань. Приятно звякнуло стекло о стекло, и шаги вновь приблизились.
– Дай сюда, – сказал басовитый голос. – И пару салфеток.
На грудь полилось что-то прохладное, от чего стало крайне неуютно. Но спустя некоторое время в районе живота растеклась теплая клякса. Она подбиралась все ближе к паху и шее, нагревалась все сильнее.
– Теперь вот сюда… Оп-ля!
Ногу обожгло так, что Максим выпучил глаза и заорал благим матом, рефлекторно пытаясь непослушными руками дотянуться до голени и хоть как-то умалить боль. Вокруг все расплывалось световыми пятнами, зрение фокусировалось медленно.