Плечо генсека
Шрифт:
– Художника этого сейчас нет, он подойдёт попозже. Хочу сказать за него: есть различные стили, пейзаж этот выполнен в стиле импрессионизма...
– Вот, что мужики, - неожиданно прервал "учителя" Вениамин, - я понимаю, что вам нужны деньги, но то, что вы предлагаете, полное "фувло", и меня не устраивает, - категорично заявил он.
В воздухе повисла напряжённая тишина.
Первый опомнился Захар:
– Ну, зачем ты так, Веня!
– заступился он за друзей.
– А что он всё... различные стили, различные
– Федя ничего плохого тебе сказать не хотел... он хотел...
– Захар сам запутался в своих мыслях, пытаясь найти нужные слова, нужные формулировки, понимая, от того, что он сейчас скажет, во многом будут зависеть дальнейшие события, и как можно мягче произнёс, - они так понимают мир... так пишут картины ...
– И ты туда же!
– произнёс суровый клиент и махнул рукой, но после непродолжительной паузы сказал: - Ладно!... Только ради тебя, Захар, за нашу многолетнюю дружбу остаюсь здесь...
– его одутловатое лицо, тяжёлое и серьёзное, распустилось, в глазах появился блеск.
– Я тут захватил с собой бутылку коньяку, давайте выпьем, а там видно будет что делать.... Стаканы у вас есть?
– добавил он.
– Найдутся, - засуетился Абдулов, пытаясь, как можно быстрее отдалить неприятный момент, быстро пошёл к небольшому шкафу, в котором стояла посуда, достал три стеклянных гранённых стакана (гордость Захара, уже тогда эти советские раритеты не выпускались), поставил на стол.
Все расселись. Федя и суровый клиент расположились на продавленном диване, актёр уместился рядом сбоку на стуле. Разлили.
– За искусство, - ещё более миролюбивее произнёс покупатель и заулыбался.
– За искусство, - ответили те.
Чокнулись. Молча выпили.
И тут взгляд сурового гостя упал на картины, которые стояли напротив на полу, прислонённые к стене.
– Что там?
– спросил он, показывая на них.
– Где?
– не понял Федя.
– Вон там, стоят у стены....
– А... чистые холсты.
– Как чистые, ведь, уже нарисовано!
– Что?
– Та, что со звёздами.
Действительно, среди белых холстов, заставленная другими полотнами, виднелась часть картины, на которой были изображены звёзды. Это Федя успел распустить на куски свою половину портрета генерального секретаря, который они с Александром Александровичем стащили с чердака, и один из кусков он уже успел натянуть на подрамник для последующей грунтовки, а потом и рисования.
– Там стоят чистые холсты, - не понимал Федя.
Абдулов всех ближе сидел к картинам, на которые указывал Веня, и гость попросил:
– Захар, достань, вон, ту, - Вениамин указал на полотно со звёздами.
Абдулов пошёл и вытащил холст.
– А... эта...
– проговорил Федя, - это холст нужно сначала грунтовать, потом...
– Здорово то, как исполнено, - восхищался увиденным Веня, он не обращал никакого внимания на слова Геннадия Федоровича.
Он вылез из за стола.
Гость преобразился: куда делось его недавнее мрачное настроение, сейчас весь его вид, всё лицо выражала неподдельное удивление и восхищение нарисованным. Захар держал в руках полотно, показывая её однокласснику, и он вместе с Федей недоумевал.
– Захар, поставь её, вон, туда, - далее чуть ли не в приказном порядке проговорил непредсказуемый гость и показал на мольберт, который он не знал, как называется, - я её лучше разгляжу.
Абдулов поставил.
На портрете генсека, вернее, то, что от него осталось, не было ни лица, ни рубашки, ни даже модного на тот период галстука, виднелись только отвороты пиджака, плечо и грудь, на которой ярко горели звёзды. И там, на груди великого человека со временем, после грунтовки должны были - по замыслу тайного любителя женщин Геннадия Фёдоровича - кружиться в танце девушки.
– Раз, два, три, четыре, пять, - считал покупатель звёзды героев Советского Союза.
– Вот, братва то обрадуется... вот, будет довольна!...
– говорил он.
Веня, довольный, обходил полотно то с одной стороны, то с другой, затем остановился, быстро взглянул на обеих сразу, спросил: - Сколько стоит?
– Понимаете, - начал вновь объяснять Федя, - эта картина не продаётся, я её приготовил для....
– Как не продаётся?
– в свою очередь удивился гость.
– На ней ничего не нарисовано.
– А это что?
– показал гость на нарисованные звёзды.
– Понимаете...
Первым включился Абдулов.
– Если клиент хочет, значит, нужно уступить, - прервал он разъяснения Феди.
– Во, правильно, - согласился гость, - если покупатель хочет, не надо ему перечить! Из всех картин, которые вы мне показали, эта самая лучшая! И я хочу её купить. Сколько стоит?
– Нам нужно посоветоваться, - произнёс Захар и отвёл по прежнему ничего не понимающего Геннадия Фёдоровича в сторону.
И там тихо, выговорил ему:
– Что ты всё заладил, грунтовать да грунтовать... Молчи!
– говорил он ему.
– Продадим её так!... не рисуя...
– и затем с хитрой улыбкой добавил: - В авангарде (ещё один стиль живописи) ты ещё не рисовал, нет?... Пусть это будет твой первый опыт...
– Но...
– ошарашенно мотнул головой художник, он, вообще, перестал понимать происходящее.
– Никаких "но"... Нравится человеку, пусть берёт! - тихо говорил "мужичок".
В это время Вениамин по прежнему кругами ходил вокруг мольберта и по прежнему восхищался:
– Во, братва то обрадуется, во, будет довольна!
– и вновь повторил вопрос: - Сколько стоит?
Ему назвали немыслимую цену. На этот раз сильно удивиться пришлось Вене, он на секунду замер, но только на секунду, и опять быстро взглянул на обеих, затем:
– Я так и знал, что стоит дорого, - произнёс он, - но деньги у меня есть!
Он сел на диван, взял небольшую кожаную, коричневую сумку, с которой пришёл (в то время "малиновые пиджаки" ходили с сумками, больше похожими на портмоне, только с ручкой), вынул деньги и начал считать. Вскоре на шершавой, с трещинами столешнице появилась большая груда купюр.