Племя вихреногих
Шрифт:
Димка никогда не боялся гроз.
Но там, наверху, - там была НЕ гроза. Что-то такое, чего здесь не бывало, ещё, наверное, никогда...
В лесу орали и метались птицы. Так заполошно, что ребятам тоже стало не по себе.
– Слушайте, - сказал Борька.
– Давайте в лагерь вернёмся и поставим палатку. Переждём. А то в лесу сухостоем прихлопнет - вот и вся наша геройская разведка.
Сергей грыз ноготь. Потом, выставив плечо, достал карту, развернул на руке.
– Нет, - решительно сказал он через полминуты.
– Не успеем. Надо дальше идти. До Алешек мы не успеем, конечно, но если я правильно определился, тут всего километр до старого лабаза.
Риск тут, понятно, был немалый, - карта уже раз их подвела, - но возвращение означало полный уже провал их героической миссии, и они заторопились по тропинке в сгущавшуюся жутковатую черноту. Димка нутром чувствовал, что делают они что-то не то, - надо было, сломя голову, бежать назад, в лагерь, где без них много чего могло случиться, - но, как всегда в таких вот случаях, он ничего не мог поделать...
Дождь хлынул мгновенно, едва они сделали первый шаг. И так же мгновенно промочил их навылет. Песчаная тропинка вскипела белопенным ручьём, быстро дошедшим до щиколоток. Упругие струи пробивали кроны деревьев, - дождь был невероятно тёплым и пахнущим какой-то травой, точнее Димка не мог определить. Вода лила так, что он почти испугался захлебнуться. По лицу струились потеки, слепили глаза.
Похоже, Сергей сам уже жалел о своём решении, но Димка был даже доволен приключением, - казалось, что он сейчас где-то в джунглях Африки или вообще в бразильской сельве...
– Ёлки-моталки!
– прокричал Борька, цепляясь за его плечо.
– Ёлочки зелёные, я такого за всю жизнь не помню-ю-у!!!
– Очень длинную жизнь, - усмехнулся Димка.
– Это солидное заявление.
– Как в джунглях!
– крикнул Юрка, и едва не сыграл через корягу в кусты.
– Ухх! Сезон дождей!..
Тучи ползли уже так низко, что казалось, - дождь выливается прямо над верхушками деревьев. Несколько раз на тропку падали мертвые птицы, - ошалевшие и с маху разбившиеся об сучья. Их живые собратья не прекращали дикого тарарама. Воцарилась почти настоящая темнота, мешавшая идти. Но Сергей оказался на высоте - Димка ничего не видел, а он поднял руку:
– Во! Вот он, вот лабаз!
И только через два десятка шагов трое мальчишек тоже различили приподнятый на четырёх мощных столбах приземистый домик охотничьего лабаза. К черневшему прямоугольнику двери вела лесенка из грубых плах. Лабаз до такой степени напоминал всем известную избушку на курьих ножках, что Юрка просто не смог удержаться:
– Повернись к лесу задом, ко мне передом!
– гаркнул он, подбрасывая рюкзак на спине. Рюкзак мокро чавкнул.
Честное слово - Димка почти ожидал, что лабаз со скрипом развернётся... Чушь, конечно...
Сережка взобрался по лестнице и потянул дверь. Она отворилась - без скрипа, которого все ожидали, и Димка вдруг подумал, что это вовсе не к добру...
* * *
Лучи двух фонариков-"жаб" (1.) едва рассеивали темноту внутри. Но потом Сергей отыскал лампу на столе, побулькал ею, и через минуту огонёк керосинки за мутным стеклом вытянулся, окреп и относительно рассеял сумрак.
1. Распространённый в середине ХХ века фонарик с ручной динамо-машиной - после нескольких энергичных нажатий на рычаг довольно долго светил. "Жабой" он был прозван за форму корпуса и издаваемый при работе урчащий звук.
Внутри не нашлось ничего, кроме маленького стола, широких нар и печки из бензиновой бочки. Возле нее кубиком сложены сухие кирпичи торфа, рядом банка с керосином и растопка. Узкие окна-бойницы - задвинуты фанерками. На столе рядом с керосинкой стояли две гильзы. И всё. Но мальчишку не оставляло ощущение, что они только что забрались в мышеловку, которая вот-вот захлопнется...
– Шестнадцатый калибр, - сразу сказал Борька, сбрасывая рюкзак.
– Вовремя дошли, разгулялось-то как...
Стоя посреди лабаза, ребята прислушались. По крыше мощно лупил дождь. Выл ветер, слегка вибрировали фанерные заслонки. И только теперь они начали ощущать, как вымокли. Вода, пропитавшая одежду, перестала казаться тёплой. У Димки сами собой застучали зубы, - и точно такой же стук понёсся ещё из трёх точек вокруг него...
Ребята, не сговариваясь, сунулись раскочегаривать печурку, толкаясь и рассыпая упакованные в полиэтилен спички. Растопкой оказались газеты - старые, пожелтевшие, даже ломкие от времени, но сухие. Правда, от них одних, без керосина, торф вряд ли загорелся бы. Димке вообще не очень нравилось, как горит торф - в смысле, запах не нравился. Но его в этих местах столько, что в одной деревушке - в Спасском - до сих пор своя электростанция (небольшая, правда) на торфе работает. А топят вообще часто. И у деда дома сохранилась печка, которую в войну топили как раз торфом, потом - дровами... Когда семь лет назад провели газ, бабуля запретила ломать - как она сказала, "на всяк случай, то оно..." Все посмеялись, но ломать и правда не стали...
Печка-бочка тем временем ухнула, подавилась звуком "пок..." - и активно загудела. Собранная из консервных банок труба начала стремительно раскаляться.
– Ну вот, - довольно сказал Сергей, - это дело, - и начал поспешно раздеваться.
Рюкзаки промокли только снаружи, внутрь воду не пустили полиэтиленовые вкладыши. Вот фигня, мелочь, а почему на заводе не сделали?
– подумал Димка.
– Ну, был бы рюкзак на полтинник подороже, зато не корячиться самим...
Они покрепче вытерлись полотенцами и развесили всё мокрое на растянутом под потолком крест-накрест шнуре, а сами завернулись на топчане в одеяла - и, наконец, расслабились. Даже Димку постепенно отпустило...
А снаружи творилось уже что-то невообразимое. Даже стены, казалось, подрагивали, а по полу гулял отчётливый сквозняк непонятно откуда. Гром грохотал почти непрерывно, сливаясь в сплошной гул, в щели заслонок то и дело пробивались полоски ослепительного сиреневого света.
– Ребята, - вдруг сказал Юрка, - смотрите, мы как будто в кабине бомбардировщика...
Он был прав. Темнота, гул, грохот, подрагиванье, а сиреневые лучи - это, конечно, шарят в небе фашистские прожектора... Если бы они не так сильно устали и были чуть помладше, то наверняка начали бы играть в бомбардировку Берлина. Дед Юрки служил во время Великой Отечественной в ДБА - дальней бомбардировочной авиации - и летал на Берлин в начале войны два раза, с острова Саарема. Он рассказывал им, как это всё было...
Но они устали и к тому же считали себя уже взрослыми, поэтому просто помолчали, конечно, представляя, как летят. Димка собирался предложить поесть, но язык почему-то уже плохо ворочался, а темнота становилась всё непроглядней и непроглядней, пока он не решил, что сейчас закроет глаза (раз они сами всё время закрываются) и чуть-чуть отдохнет - всё равно нос наружу не высунешь и вообще темно, как будто не полдень, а полночь...
Стоило ему закрыть глаза по-настоящему и перестать сопротивляться, как он тут же крепко уснул...