Плен – не подчинение
Шрифт:
– А с чего мне теперь тебе верить? Ты сказал, соседей нет, но здесь есть люди. Старик помог бы мне, если бы не ты. Ты сказал, что отвезешь меня в город. Где твоя машина?
– Ты не…
– ГДЕ ТВОЯ МАШИНА? – заорала я.
А он все же спустил своего зверя с цепи. Псих перевернул рукой стол с такой силой, что тот врезался в стену и разломался. Но Мише этого показалось мало, так что он еще и табурет переломал пополам. А когда отбросил в сторону палки, взревел, как дикий медведь:
– ТЫ КО МНЕ ПРИШЛА! КТО ТЫ, МАТЬ ТВОЮ, ТАКАЯ?
– Я не помню!
– ВСПОМИНАЙ! СЕЙЧАС ЖЕ!
Он пошел ко
В моих фантазиях это должно было оглушить его хотя бы на время. Тогда я бы запросто выполнила свой план побега. Но чугунная сковородка отлетела ото лба парня, как мячик. Это вообще как? Какого черта? Только еле заметное покраснение проступило на смуглой коже. Но он хотя бы застыл, смотря на меня с неверием, что отважилась на нечто подобное. Не веришь, значит?
Я сразу же схватила и вторую сковороду, поменьше. И да, тоже бросила, уже даже не глядя. Под руку попалась кастрюля – и ее запустила. Затем деревянную доску в форме груши, хотя от нее вообще толку не было. Плевать! Тарелку – одну, вторую. Взгляд наткнулся на подставку с ножами. Я знала, он отбивает все, что в него летит, и идет ко мне с одной единственной целью – придушить. Ну, может быть, трахнуть напоследок, а потом уж точно придушить. Но до самого толстого ножа я все же дотянулась, прежде чем его лапища сомкнулась на моих волосах, сжимая их на затылке. Моя рука и не дрогнула, когда я приставила лезвие к его горлу.
– Отпусти, – процедила я, все еще трясясь от гнева.
Он мог бы перехватить нож и сам меня им прирезать, его вторая рука была свободна, и я знала, что он ничуть меня не боится. В глазах не было ни капли страха, я теперь вообще не могла понять его мыслей. Он весь был одним сплошным напряженным комком.
– А то что? – пробасил придурок. – Убьешь меня? Думаешь, силенок хватит?
– А ты думаешь, что можешь просто делать со мной все, что тебе вздумается, и я не буду с этим бороться? – задала встречный вопрос. – Что бы ты там ни думал, я не твоя кукла. Не знаю, кто я. Но я живой человек, у меня должно быть хотя бы право выбора.
Не думала, что так быстро сдамся. Что ярость так легко отступит, оставляя меня наедине с этим монстром и всеми своими мрачными мыслями. Когда я не злилась и не отвлекалась на похоть, становилось больно. И очень страшно. В глазах защипало, а подбородок предательски задрожал. Вот только не хватало сейчас разреветься, и тогда он точно воспользуется моментом. Боже, я себя ненавидела за то, что не могла вспомнить. У меня был брат, когда я была подростком. И это все. Я даже не знала наверняка жив ли он сейчас. Ищет ли?
– Ты… – Миша сцепил зубы, так и недоговорив. Я хотела отвести глаза, потому что больше не могла вынести его странный взгляд. В нем было что-то большее, чем всегда. Ни желания, ни голода, ни злости.
Я все еще крепко держала рукоять ножа у его шеи, когда по щекам покатились слезы, и смотрела на мужчину сквозь мутную пелену, даже не стараясь рассмотреть. Будто его и не было передо мной. Какая разница? Все равно ведь победит.
Он убрал мою руку. Завел ее мне за спину, вырвал нож. С грохотом бросил его в раковину.
Я уткнулась лбом в его плечо, сильно зажмурилась, выжимая скопившиеся слезы в глазах. А он положил руку на мою спину, придвигая к себе еще ближе. Обнимая. Какое-то сумасшествие – он и я.
– Одежда на тебе принадлежит старику, – произнес Миша тихо и на удивление спокойно. – Он ни при чем, видит тебя впервые. Я бы понял, если бы он узнал. Ты уже месяц в этих лесах. И придумай себе уже имя, в конце концов, раз не можешь вспомнить.
– Придумай ты, – предложила я безучастно.
– Я придумал, но тебе не нравится, – парировал он. – Сковородками бросаешься…
– Кукла – не имя, – шепнула я и до боли прикусила губу. – Прости. За сковородку. Больно?
– Очень. Но я с тебя спрошу, не переживай.
– Ты придурок.
Он хмыкнул. Плавно провел рукой вдоль моей спины, остановил ладонь на пояснице и скользнул к заднице.
– Таня нравится? – спросил он, приближая губы к шее. Опять пустил мороз по коже. Я закрыла глаза, прогоняя мурашки, но их становилось только больше, по мере того как его дыхание опаляло кожу. И в меня опять уперся его стояк.
– Нет! – ответила и оттолкнула его. И пока он не особо сопротивлялся, соскочила с тумбы и начала нервно расхаживать по домику, попутно поднимая все, что мы раскидали. – Не нравится мне ни дурацкое имя, ни ты, ни это место. Я хочу найти дом. Вспомнить все и найти. Ты обещал помочь. У нас было что-то вроде договора вчера. И знаешь, что, громила? Ты трахнул меня дважды, а я так и не получила обещанной помощи.
– Я накормил тебя и согрел! – возмутился он так, будто я самая неблагодарная пленница на свете. Когда он вот так складывал руки на груди, они надувались еще больше, и весь его вид пугал меня. В такие моменты приходилось напоминать себе, что он, конечно, дикарь, но боли мне не причинил. Даже после сковородок. Что же… Это давало надежду.
– Ты собираешься помогать или как? – спросила в упор. – Тебе ведь и самому интересно, откуда я свалилась. Ты все время смотришь на меня, как на врага нации. Но если ты такой охрененно прозорливый, что смог прочитать реакцию деда на меня, то разве ты не видишь, что я не вру?
Я свалила все, что собрала, на свободную тумбу, и бросила пригоревшую сковороду в раковину. Очевидно, что готовка не входит в список моих талантов. И я понимала, что здесь не переводят продукты. Миша точно об этом подумал, когда в недовольстве поджал губы и молча вышел из дома.