Плененная горцем
Шрифт:
Она никогда не видела обнаженного мужчину. Разумеется, не считая произведений искусства, но это воплощение мужественности предстало перед ней во плоти. А Дункан, несомненно, являл собой истинный шедевр.
Открыв рот, Амелия смотрела на его тонкую талию, твердые ягодицы и мощные ноги. Кровь в ее жилах пульсировала огнем. Она знала, что следует отвернуться, но не могла заставить себя это сделать. Она словно приросла к полу, глядя в узкую щель между занавеской и стеной, будучи не в силах ни дышать, ни моргать.
Однако, когда сверкающая вода стекла с его оплетенных
В скольких сражениях принял участие этот мужчина и сколько раз ему удавалось избежать смерти? Или он сделан из стали? Дункан казался неуязвимым. Неудивительно, что он превратился в легенду. Его никто не мог ни убить, ни уничтожить. Его не могли взять ни нож, ни меч, ни камень.
Вдруг ей в голову закралась непрошеная мысль. Она представила его обнаженным в постели с любовницей. Мы не боимся криков и порывистых движении и не стесняемся использовать губы, доставляя наслаждение нашим женщинам.
Ее внутренности горели огнем. Она не забыла этих слов и того, как он прижимался к ней, лежа на земле в утро ее похищения.
Он стонал и совершал порывистые движения. Она помнила, как у нее замирало сердце; она помнила каждое его движение и свое ощущение…
Дункан взял рубашку и натянул ее через голову, затем накинул плед, закрепив его пряжкой на плече… Он уже тянулся к оружию, когда Амелия, стряхнув оцепенение и напомнив себе, что он вот-вот откинет занавеску в сторону, попятилась и стала озираться в поисках какого-нибудь занятия. Она едва не опрокинула локтем кувшин с молоком, подбежав к корзинке с яйцами. Но что с ними делать?!
С едва слышным шорохом распахнулась занавеска, но Амелия не обернулась. Замерев на месте, она прислушивалась к его легким шагам. Они быстро приближались… вот он уже стоит у нее за спиной.
От его запаха у нее закружилась голова. Впрочем, это не был аромат розовой воды. Это был мускусный запах его тела и одежды, шерстяного пледа и кожаного пояса. Это был запах Шотландии.
Она физически ощущала его присутствие. Он стоял так близко, что касался грудью спины девушки. Его руки опустились ей на бедра, и ее кожа покрылась пупырышками.
— Ты за мной наблюдала, верно? — прошептал он ей на ухо.
Смысла лгать не было, он сразу бы распознал ложь.
— Да.
Ей показалось, что от внезапного жара, окутавшего ее, начали плавиться кости.
— Ты никогда не видела обнаженного мужчину?
Она покачала головой.
— Конечно нет. Так все устроено там, где я живу. Там девушек старательно ограждают от всего такого.
— Даже после свадьбы?
— Этого я не знаю.
Он не шелохнулся, а она продолжала ощущать исходящее от него тепло; его влажное дыхание шевелило волосы у нее на виске. Где-то внутри ее тела нарастала странная пульсация, а мир за его пределами замер и затих.
Наконец Дункан отступил назад, и девушка резко выдохнула.
— Мы скоро уезжаем, — произнес он, но она была не в силах ни оторвать взгляд от корзинки с яйцами, ни обернуться и встретиться с ним взглядом.
Собственное поведение повергло ее в ужас: она смотрела, как он купается… ее возбудил вид его сильного мужского тела… И он это знал!
Но, по крайней мере, на этот раз у него хватило благородства ничего больше не говорить. Горец просто прошел мимо нее и вышел из дома.
Глава десятая
Ричард Беннетт встал из теплой, благоухающей розами ванны. Ему хотелось насладиться ощущением чистоты, но он не мог отдаться этому чувству сполна. Только не сейчас, когда его все раздражало. Чтобы попасть в замок Монкрифф, он ехал целый день и половину ночи, но ни на дюйм не приблизился к объекту своей бесплодной погони. Амелия по-прежнему оставалась пленницей Мясника (если, конечно, она вообще еще жива), и Беннетт понятия не имел, где ее искать.
Он обернулся и трижды щелкнул пальцами, подзывая личного слугу Монкриффа, который, похоже, погрузился в мир грез.
— Эй ты, поспеши! — скомандовал он. — Здесь чертовски холодно!
Слуга засуетился, накрывая плечи Беннетта большим льняным покрывалом.
— Мне казалось, это место считается весьма благоустроенным, — продолжал жаловаться Ричард. — Наверное, так далеко к северу от границы воздух всегда сырой. Здесь что, никогда не светит солнце?
Он завернулся в роскошное покрывало, но омерзительно холодный воздух нагорий все же пробирал его насквозь.
— Что вы, сэр, конечно, светит.
Ричард покосился через плечо на коренастого слугу графа, который медленно пятился к двери.
— Ты смотрел на мои шрамы, я угадал? И при их виде ты потерял дар речи. Я кажусь тебе чудовищем?
Слуга продолжал смотреть в пол.
— Нет, полковник.
Покорность этого человека несколько смягчила гнев Ричарда.
— Да брось ты, признайся. Не пытайся делать вид, что ничего не заметил. Я не желаю иметь рядом с собой лжеца. Кроме того, я не слабонервный. Мне приходилось иметь дело с вещами похуже. Как, ты думаешь, я заполучил эти шрамы?
Ричард вышел из ванны, расплескивая воду на полированный деревянный пол.
Слуга несмело поднял глаза.
— Они выглядят очень болезненными, сэр.
— Вовсе нет, — ответил Ричард. — У меня давно эти шрамы. Я их совершенно не чувствую. Просто меня раздражает, когда кто-то на них смотрит и реагирует так, как ты.
Ричард стал вытирать голову льняным полотенцем.
— Так скажи мне, слуга, что тебе известно об этом презренном Мяснике, которого я имею удовольствие преследовать? Знают ли жители вашей страны, что он похитил английскую леди прямо из постели? Знают ли они, что эта леди — дочь героя войны, который пытался помочь Шотландии, восстановив мир? Казалось бы, они должны это учесть. Не молчи, я знаю, что слуги знают все. Как обычные фермеры относятся к методам Мясника? Не может быть, чтобы они все его поддерживали.