Плененная королева

Уэйр Элисон

– Ну и?.. – настороженно спросила Алиенора.

– Я внял его советам. Маленькому Генри сейчас шесть, и пора отправить его учиться.

Такова и в самом деле была традиция: отправлять принцев и детей знати в аристократические дома, где их воспитывали и где им давали образование вдали от отцов и матерей, которые считались слишком любящими и снисходительными, чтобы воспитать детей надлежащим образом. Алиенора знала это и принимала. Но когда пришло время, мысль о расставании со своим ребенком стала для нее мучительной. Всю его жизнь маленький Генри был рядом с ней, и, помня о том, что случилось с двумя другими его братьями, она никак не хотела выпускать сына из вида. Расстаться с ним означало для нее все равно что расстаться

с собственной ногой или рукой. Как он там будет без нее? Кто станет лечить его царапины, успокаивать его страхи, целовать на ночь? Алиеноре невыносима была мысль о том, что он будет лежать в своей спальне и плакать в подушку, одинокий и безутешный.

– Я знаю, для тебя это будет трудно, – мягко сказал Генрих, – но ты должна понять, что мальчик не станет мужчиной, если будет расти под материнской опекой. Он должен вырасти независимым, научиться сражаться за себя и стать храбрым и сильным, как и подобает воину. Но ты будешь встречаться с ним время от времени. И чаще, чем другие матери видят своих сыновей. Я нашел идеальный вариант.

– Нашел? – спросила Алиенора, не в силах скрыть волнения.

– Да, – улыбнулся Генрих. – Он будет воспитываться у моего лорда-канцлера, у моего преданного Томаса.

– У Бекета?

– Да, у Бекета. А почему нет? У него большой дом, и он уже принял туда несколько детей знати. Они станут товарищами маленького Генри. За ним будет хороший присмотр.

Алиенора собиралась возразить, но она поняла мудрость этого плана. Бекет постоянно встречался с королем, а она и Генри были частыми гостями за его столом. Король прав: у нее будет много возможностей видеть своего ребенка.

– И когда это случится?

– После Рождества, – сказал Генрих.

Алиенора быстро подсчитала, что у нее есть еще три недели, прежде чем заберут Генри. Она поклялась себе, что будет проводить с ним чуть ли не все оставшееся время. Для нее это расставание было гораздо тяжелее, чем расставание с Марией и Алисой. Алиенора так мало общалась с ними, с этими милыми малютками, их держали на расстоянии от нее, и она их так толком и не узнала. Но маленький Генри был с ней с самого рождения, и она любила его самозабвенно. Пусть не так, как ее дорогого Ричарда – ее львенка, как она называла про себя мальчика, – но сильной, материнской любовью. Но не стоит считать это расставание окончательным, ведь она снова увидит сына. И увидит скоро. И у нее, конечно, останутся Ричард и Жоффруа: если получится, она никогда не отпустит от себя Ричарда. Он должен стать ее наследником, так что воспитываться сын будет под ее крылом. Только через ее труп получат они Ричарда.

– Мудрое решение, – ровным голосом сказала Алиенора, признавая свое поражение. – Но я хотела с тобой поговорить еще кое о чем – о том, что ты сделал в Аквитании.

– В Аквитании теперь все спокойно, – ответил Генрих. В голосе его слышалась окончательность, указывавшая на то, что он больше не собирается говорить на эту тему.

– Спокойно на поверхности, а чуть ниже все кипит, – не отступала Алиенора.

– Это твой дядя Рауль тебе напел? Что-то я не заметил, чтобы он держал твоих буйных вассалов на коротком поводке, – с иронической ухмылкой ответил Генрих.

– Этого никому не удавалось, даже моему отцу и деду, – сказала Алиенора. – География моих земель такова, что они с трудом поддаются объединению. Неужели ты этого не понимаешь?

Генрих встал и принялся вышагивать по комнате.

– Меня не удовлетворяет то, что моя власть распространяется только на территории вокруг Пуатье и Бордо, – заявил он. – Когда на важных постах будут сидеть чиновники, которые отчитываются непосредственно передо мной, на твоих землях воцарится больший порядок.

– Поступая так, ты отвращаешь от меня моих подданных! – вспыхнула Алиенора. – Они не любят, если ими управляют чужаки. И прежде дела обстояли неважно, когда

Людовик присылал французов править от его имени. А когда французы уехали и вернулась я, люди возрадовались. Меня это так тронуло. Генри, я хочу, чтобы мои подданные любили тебя, но если ты станешь упорствовать в своих заблуждениях, они тебя возненавидят.

Генрих слушал жену с нескрываемым раздражением. Он остановился у двери и повернулся лицом к Алиеноре.

– Я делаю это не для того, чтобы заслужить их любовь, – заявил он. – Я хочу, чтобы твои вассалы подчинялись моей воле, нравится им это или нет. Они обязаны признавать мою власть, а ты – помогать мне утверждать ее.

– Тогда ты должен действовать иначе! – бросила ему Алиенора.

– Никто не имеет права говорить мне «должен»! – прорычал Генрих. – Я не подчиняюсь ни тебе и никому другому, Алиенора. Позволь мне напомнить, что долг жены – подчиняться мужу, воспитывать его детей и греть его постель, когда он того желает. И больше говорить тут не о чем!

– Если ты полагаешь, что я в настроении греть тебе постель после тех оскорблений, что ты мне нанес, то можешь не рассчитывать!

– Как тебе угодно! – раздраженно сказал Генрих и вышел из комнаты.

Алиенора готова была взвыть от злости. Нет, мужа ей не победить. Он совершенно неспособен понять ее точку зрения, а раз приняв решение, не отступает никогда.

Король с грохотом сбежал по винтовой лестнице в большой зал замка, где чуть не столкнулся с двумя дамами королевы, направлявшимися в ее покои, держа в руках свежевыстиранные головные покрывала и нижнее белье, приятно пахнущие травами. Одна из дам смело посмотрела королю в глаза. У нее было сужающееся книзу лицо, форму которого идеально подчеркивал вдовий вимпл, обрамлявший подбородок и розовые щеки. Генрих знал, кто она такая. Да и кто этого не знал? Рогеза де Клер, графиня Линкольн, имела репутацию самой красивой женщины Англии. Было широко известно, что в течение пяти лет после смерти мужа она отказывала всем, кто делал ей предложение, и ходили слухи, будто делала она это потому, что предпочитала получать удовольствие, где подвернется возможность. Впрочем, Генрих придерживался мнения, что вокруг молодой и привлекательной вдовы неизбежно возникают слухи такого рода.

Теперь король уже не был в этом так уверен. Взгляд его на мгновение пересекся с взглядом графини, и та со своей спутницей, сделав короткие реверансы королю, поспешили дальше. Но кровь у Генриха горела. Он был в ярости на Алиенору, которая посмела оспаривать его права в Аквитании, и загадочная Рогеза завладела его вниманием. Он давно восхищался ею издалека, но никогда не видел в этих миндалевидных зеленых глазах и пухлых губках то, на что обращали внимание другие мужчины. В этой женщине было что-то чуть ли не детское, хотя в том взгляде, которым она посмотрела на него, не было и намека на детскость. Теперь Генрих понял, что делало Рогезу столь восхитительной, и обещание, засветившееся в ее глазах в этот короткий миг, зажгло его воображение.

В тот вечер после ужина он принялся искать Рогезу и наконец нашел. Она стояла, завернувшись в плащ, над парапетом и смотрела на зеленые поля Котантена [45] , расстилавшиеся внизу.

– Я так и думала, что вы придете, ваше величество, – проговорила Рогеза мелодичным, мягким голосом.

И опять их глаза встретились. Графиня смотрела на Генриха откровенным обещающим взглядом.

– Люди верно говорят, что вы прекрасны, – сказал Генрих. – Моя жена тоже прекрасна, но по-иному. А я люблю разнообразие.

45

Котантен – полуостров на северо-западе Франции в департаменте Манш.