Пленница французского маркиза (Книга 1)
Шрифт:
– Боюсь, у вас нет другого выхода, - безмятежно улыбнулся Разумовский.
– Насколько я понимаю, никто из ваших домашних об этой комнате не знает, иначе вы не стали бы забираться в неё глубокой ночью. Значит, вы хотите сохранить это в секрете. Правильно?
Соня тяжело вздохнула. Похоже, от любознательного подполковника избавиться ей не удастся.
– И давно вы это убежище алхимика нашли?
– продолжал интересоваться он.
– Только сегодня днем. Я пошла в эту кладовку за куском обоев, покачнулась, и чтобы не упасть, уперлась вот в эти камни.
Соня показала пальцем, на какие.
– Подумать только, - восхитился граф, - каким образом порой человек делает свои открытия.
Соня почти ненавидела его за ерничество, но ничего не могла поделать, как только молчать и бессильно негодовать про себя.
– Сдается мне, в такие двери мужчина должен входить первым, пробормотал между тем Разумовский и, отодвинув Соню в сторону, ловко пролез под полкой, подавай ей руку.
Молодые люди остановились на пороге комнаты, держа каждый по свече, свет которых будто расплавлял уплотненную временем темноту.
– И в самом деле, Софья Николаевна, вы здесь всего второй раз, цокнул языком Разумовский.
– Первый раз хватило духу лишь до стола дойти или помешал кто?
– Помешала горничная. Она испугалась, что я слишком долго торчу в нашей маленькой кладовой.
– Тогда понятно, почему вы мне не обрадовались, - нарочито понурился граф, - ну да ничего, надеюсь, со временем я превращусь из докуки в необходимого вам человека. Такой спутник, как я, вам просто необходим. Посмотрите, вы только попробовали сделать что-то втайне от других, как тут же попались.
– Конечно, с вами я бы не попалась!
– язвительно буркнула она.
Неужели Разумовский собирается и дальше вмешиваться в Сонины поиски?
Она взглянула на пол комнаты, покрытый толстым слоем пыли. На нем, как на первом снегу, отпечатались следы её домашних туфель.
– Смотрите-ка, да тут и факел имеется!
– воскликнул граф, спускаясь по ступенькам вниз и опять подавая руку Соне.
Она опять на руку оперлась, отметив про себя, что её догадка насчет недавнего графского титула, скорей всего, верна. Кисть подполковника вовсе не походила на узкую изящную ладонь её брата, а было широкой, короткопалой и мощной, так что Сонина ладошка попросту в ней утонула.
– Не зажжется, наверное, - бормотал между тем её нечаянный спутник, пытаясь зажечь факел, но тот затрещал и таки зажегся, разбрасывая в стороны капли смолы.
– Так-то не в пример веселее будет.
Факел действительно осветил все укромные уголки лаборатории, даже несмотря на отбрасываемую им самим тень. Граф воткнул его в кольцо, где, судя по копоти, тот всегда и висел.
Затем он поставил свечу на стол и довольно потер руки, внимательно разглядывая свободный от пыли четырехугольник, на котором совсем недавно лежала "Алхимия" Фламеля.
– А что вы успели отсюда унести, маленькая исследовательница? спросил он и наклонился к Соне, приподнимая её подбородок.
– Не иначе, книгу.
От такой фамильярности княжна застыла на месте, глядя на графа изумленными глазами. Он отдернул руку, будто ожегся.
– Простите, Софья Николаевна, к сожалению, мои манеры оставляют желать лучшего. Недаром Натали всегда говорит...
– Кто такая Натали?
– Моя сестра. Так вот, она считает меня дикарем и говорит, что из-за таких, как я, русских называют медведями. А я всего лишь солдат...
– Это вас не оправдывает.
– Согласен. Но есть одно обстоятельство, которое могло бы, наверное, смягчить вынесенный вами приговор.
– Какое?
– строго спросила Соня.
– Вы мне нравитесь.
Она, только что смотревшая на графа строго и холодно, вспыхнула и отвела взгляд.
– Вы, подполковник, просто варвар какой-то, - тихо сказала она.
– В первый раз видите женщину и позволяете себе такие вольности.
– Я вас обидел?
– непритворно изумился Разумовский.
– Вы не верите в любовь с первого взгляда или я вам настолько неприятен?
– Для меня гораздо важнее, Леонид Кириллович, что вы несвободны.
– Вот как? Вы знаете и это?
– Моя маменька достаточно осведомлена о событиях в свете и порой ставит в известность меня. Нынче, выходит, кстати.
– Иными словами, вы считаете, что любовь настолько подвластна разуму, что тот может решать за нее, когда можно человеку влюбляться, а когда нельзя?
– Нет, я считаю, что ежели такое происходит, разум всего лишь должен заставить человека о том промолчать.
– Вы удивительно разумная девица!
– По крайней мере, стараюсь таковой быть!
Они стояли, ещё не успев отойти от ступенек, ведущих в лабораторию, и препирались.
– В одном вы правы, затеянный мною разговор не ко времени, - согласно кивнул граф.
– Простите меня, Софья Николаевна, за чересчур смелые слова. Отныне я запираю свои уста на замок.
Весь облик графа говорил о раскаянии, но Соня, глядя в его искрящиеся насмешливостью глаза, в том весьма усомнилась.
А он между тем подошел к большой выемке в стене, и выступом, похожим на свод русской печи, от которого шел в потолок выложенный камнем дымоход, и заглянул в нее.
– Чувствуете, какая здесь сильная вытяжная труба? Все продумано наилучшим образом. Это вотчина вашего отца?
– Деда. Еремея Астахова.
– Я что-то припоминаю, ваш брат рассказывал. Он умер рано и, хотя по слухам был изрядно богат, после его смерти родственники ничего не нашли. Говорите, об этой комнате они ничего не знали?