Пленница французского маркиза (Книга 1)
Шрифт:
Если бы кто-то сказал Соне, что ей просто не хочется расставаться с Разумовским, она этому бы ни за что не поверила.
– Вас не затруднит, помочь мне?
– сказал он, показывая свои серые от пыли руки.
– Всего лишь полить из кувшина.
– Пойдемте в ванную комнату, - кивнула Соня, которая и сама ощущала себя грязной.
В ванной как всегда стояли два кувшина: один с теплой водой, теперь, конечно, уже остывшей, для княгини, второй с холодной водой - для Сони.
К холодной воде её приучила ещё гувернантка Луиза, которая увлекалась чтением всяческих книг, касающихся продления жизни путем закаливания. Сама она каждое утро выливала на себя ведро холодной воды, но Мария Владиславна категорически запретила ей проделывать то же самой с дочерью, хотя и согласилась на умывание холодной водой. Раз, по словам Луизы, так воспитывают своих детей англичане, значит, в этом что-то есть. Авось, худа девочке не будет. Англичан княгиня почитала за очень разумную нацию...
Разумовский сбросил халат и, покосившись на Соню, закатал рукава ночной сорочки из тонкого полотна, отделанную кружевом.
– она никак не вязалась с обликом бравого военного. Соня постаралась не сосредотачивать на этом внимание, потому что вдруг почувствовала смущение от близости графа. Еще ни один мужчина, кроме, понятное дело, отца и брата, не подходили к ней так близко, в такой вот домашней обстановке.
Он положил слиток на край ванны и подставил руки под струю воды, которую Соня лила из кувшина, а потом наскоро утерся поданным ею полотенцем и сам взялся за кувшин, жестом предлагая княжне последовать его примеру.
Княжна наклонилась над ванной, и её заплетенная на ночь коса упала было вниз, но Леонид привычным жестом, словно он всегда помогал ей, приподнял косу, чтобы та не мешала своей хозяйке.
Соня умыла горевшее жарким румянцем лицо и приняла от него другой, сухой конец полотенца. Разумовский потянул полотенце к себе, глядя девушке прямо в глаза, и она невольно подалась вслед.
Потом Соня уверяла себя, что сработал некий "животный магнетизм Месмера18", о котором она недавно прочла в журнале. Ученый признавал, что магнетизм присущ не каждому человеку, но граф, кажется, им обладал.
Словом, Соня очутилась в объятиях мужчины и губы её каким-то образом встретились с губами Разумовского...
Справедливости ради, следует сказать, что в какой-то момент она попыталась вырваться, не смогла, а потом время перестало для неё существовать.
Привел их в себя, как показалось молодым людям, страшный грохот, который раздался в ванной комнате. Целующиеся отпрянули друг от друга, а когда поняли, в чем дело, смущенно рассмеялись. Граф задел полой халата лежащий на краю слиток, и тот обрушился в ванну, произведя этот самый шум.
– Давайте я его вымою, - предложила Соня и потянулась за упавшим слитком.
– Нет, лучше я, - не согласился он.
Они одновременно потянулись руками к слитку, поневоле стукнулись лбами, и невольно опять потянулись друг к другу.
– Что вы со мной делаете?
– дрожащим голосом проговорила Соня, когда наконец смогла отодвинуться от Разумовского.
Ее вдруг стала бить дрожь, так что она вынуждена была стиснуть зубы, чтобы они не стучали друг о друга.
– То же, что и вы со мной, - выдавил он, отводя взгляд. С ним происходило что-то странное: он не мог не касаться её, а, коснувшись, не мог заставить себя оторваться.
Ванная комната была не слишком широка и молодые люди не могли отодвинуться друг от друга на безопасное расстояние, потому Соня предложила.
– Выходите, Леонид Кириллович, первым, а я за вами.
– Но я ещё не вымылся как следует, - попытался схитрить он.
– Хорошо, тогда вы просто выпустите меня, а потом сможете мыться, сколько хотите.
Она хотела поскорее уйти отсюда, закрыться в своей комнате и забыть случившееся, как нечаянный сон. Ежели, конечно, удастся.
Однако, и Разумовский понимал, что стоит Соне уйти отсюда, как ослепившая их вспышка страсти забудется, или будет спрятана в самой глубине её души, так что он не сможет впредь достучаться до нее.
– Останьтесь, Софья Николаевна, - умоляюще попросил он и вздрогнул от зеленого сияния её глаз.
– Еще хотя бы на минутку.
Но его мольба будто в момент привела её в себя.
– Нет, - сказала Соня, наверное, излишне строго, но сейчас она наказывала не только его, но и себя.
– Мы и так позволили себе больше, чем могли.
Он покорно вышел из ванной комнаты, пропуская её, и сказал уже вслед:
– Я пришлю к вам своего ординарца... Со слитком. И письмом...
Соня всеми силами старалась не оглянуться, но не могла же она и вовсе не обращать внимания на его слова!
– ... с известием о том, что мы с вами нашли. После того, как покажу слиток ювелиру...
Соня закрыла за собой дверь в комнату и, привалившись к ней спиной, некоторое время простояла так, пытаясь справиться с учащенным дыханием.
Она сбросила с себя халат прямо на пол, перешагнула через него подобно сомнамбуле, и упала на постель.
Попыталась заснуть, но взбудораженная память упорно подсовывала ей воспоминания о губах графа, через которые в её кровь будто проникла отрава, чтобы сейчас кипеть в груди, не давая сердцу успокоиться.
Ее бросало в жар при одном воспоминании, как он нечаянно коснулся её груди, а у неё тотчас сладко заныло внизу живота. Какая может быть здесь связь? Она ничего не понимала, и оттого, что впервые в жизни была не вольна над своими чувствами, ощущала себя заболевшей.
"Какие у него сильные руки!
– думала Соня, вспоминая, как уютно чувствовала она себя в их кольце.
– И каким сладким, дурманным, оказывается, может быть поцелуй!" Одно дело, читать об этом в романе, и совсем другое, чувствовать все самой.
Словом, неожиданно, в двадцать пять лет, княжна проснулась для любви, но человек, который так прочно занимал её мысли, увы, не мог ей принадлежать. Он был помолвлен с другой, и свадьба их, судя по рассказам матери, была не за горами.
Запретить бы себе думать о нем... Нет, она этого, оказывается, не хотела. Вся её жизнь вдруг наполнилась новым смыслом. Да что там, просто смыслом... Тщетно вопил внутренний голос, предупреждая о том, как она теперь будет страдать. Даже грядущее страдание выглядело привлекательней жизни безо всяких чувств.