Пленница французского маркиза (Книга 1)
Шрифт:
Антуан де Баррас вздрогнул, но потом с интересом посмотрел на Соню.
– Как вы узнали?
– Случайно наткнулась на дедову потайную комнату. Там лежали золотые слитки. Как я понимаю, небольшая часть того, что вы получили? Кое о чем князь Астахов обмолвился в своем дневнике. А потом мне в руки ненадолго попало то самое пропавшее письмо - осталось лишь собрать воедино кусочки картины.
Старик улыбнулся.
– У князя Астахова - достойное потомство! Наверное, если он сейчас глядит на нас с небес, то радуется, - он вздохнул.
– Чего я, увы, не могу сказать о себе. Вряд ли мне доведется порадоваться за свое потомство...
Вдруг взгляд его оживился.
– Скажите, мадемуазель Софи, а вы замужем?
– Нет, - сказала Соня и отчего-то покраснела.
– Тогда, может быть, вы...
– Я не могу, - запротестовала княжна, догадавшись, что может сказать старый маркиз, - я люблю другого человека. К тому же... Неужели вы думаете, что в таком возрасте, в каком находится ваш сын, человека можно перевоспитать?
– Перевоспитать, наверное, нет, но ради любви мужчина способен на многое. Впрочем, я размечтался...
Внезапно он застонал, лицо его покрыли капли пота и де Баррас с усилием пробормотал:
– Дайте мне стакан с микстурой, на столике, тот, рубинового цвета.
Княжна поспешила выполнить его просьбу.
Жадным глотком маркиз осушил поданный Соней стакан и опять откинулся на подушку. Некоторое время он лежал, будто прислушиваясь к себе, потом улыбнулся:
– Ну вот, полегчало... Кстати, знаете, ваше сиятельство, что это лишь благодаря вашему дедушке я зажился на свете? Он подарил мне когда-то два флакончика: в одном было лекарство, снимающее любую боль, во втором... Николя ещё посмеялся: "Эликсира бессмертия я пока не изобрел, но этот десяток-другой годочков тебе прибавит". Так и случилось. Я ведь особенно и не болел ничем. Если бы не проклятая подагра!
Он помолчал и сказал, покачав головой.
– Вот я и говорю: ваш дедушка не смог сохранить свою жизнь, но, продлив мою, он обеспечил своей внучке огромное богатство!
– Как это?
– не поняла Соня.
– Вы правы, говоря, что нашли у деда только часть произведенного нашими усилиями золота. Я могу добавить: это ничтожно малая часть!
– он посмотрел на удивленное лицо Софьи и с некоторой обидой произнес.
– Разве не для этого вы приехали в Дежансон?
– Вообще-то для этого, - призналась Соня, - но я не надеялась, что сие предприятие получится у меня так легко. Ваши же слова о том, что "богатство огромное" и вовсе меня обескуражили...
В эту минуту дверь комнаты открылась и в неё вошел Флоримон де Баррас:
– Браво, папенька, браво!
Он даже похлопал в ладоши, имитируя радость.
– Значит, все это время ты сидел на огромном богатстве, а твой сын вынужден был в поте лица зарабатывать деньги на пропитание. Кстати, и на твое тоже!
– Ты подслушивал!
– с презрением проговорил старый маркиз.
– Понятное дело, подслушивал! А для чего, по-твоему, я перевел тебя из большой спальни в эту каморку именно сегодня?
– Ты сказал, что в спальне делаешь ремонт.
– Ремонт? А ты дал мне деньги на этот самый ремонт? Ты хоть раз поинтересовался, есть ли они у меня? Любящий папаша!.. Хорошо, что я - твой достойный сын, а не какой-нибудь деревенский простофиля!.. Ты думал, небось, что лежишь нынче в обычной комнате? На самом деле, это мышеловка, в которой ты как раз и есть сыр...
– Но почему, почему ты все это затеял?
– простонал Антуан де Баррас. Он попытался подняться, и со стоном опять рухнул на подушку.
– Тебе интересно, правда? С удовольствием удовлетворю твое любопытство. Мы ведь не торопимся, ваше сиятельство?
Он подчеркнуто галантно поклонился Соне и придвинул другой стул к постели отца, присаживаясь на него.
– Начинаю свой рассказ. Как и положено замкам, у нашего тоже есть свои тайны. О более современных я помолчу, вы о них ещё узнаете, а вот новости постарее... Знаешь, милый папа, что я совсем недавно нашел на чердаке, когда у нас обвалилась каминная труба? Правильно, некую форму из металла, в которой кое-кто собирался отливать кое-что. Я говорю загадками? Форма так запылилась, что я едва было не выбросил её, мало ли добра можно найти на чердаке? Но потом чутье подсказало мне, тщательнее посмотреть, что это за штукенция такая? Догадываешься, что я в ней обнаружил? Правильно, вогнутый профиль короля Людовика Тринадцатого, тот самый, что Франция чеканит на золотых луидорах... Правда, интересно?
– Ты мог бы догадаться, что эта форма ни разу не использовалась! пробормотал несколько смущенный Антуан.
– Это понятно, но на досуге я поразмыслил и понял: а ведь в неё собирались кое-что заливать. Насколько мне известно, луидоры чеканились только золотые. Иными словами, оно где-то было. Но раз мы до сих пор не слишком богаты, значит, где-то оно так и лежит неиспользованное. Я подумал, что это несправедливо. А если завтра ты умрешь? Твой бедный сын так и не узнает, где оно спрятано! Тебе все ещё интересен мой рассказ? А вам, мадемуазель?
Он склонился к самому лицу Сони, на глазах превращаясь из галантного рыцаря в отнюдь не благородного разбойника. Она отвернулась с гримасой отвращения.
– Ах, я вам противен! Я жаден, корыстен, а вы-то сами для чего сюда явились?.. Нет, не отвечайте, я и так знаю - вы не могли не явиться. Бескорыстных людей на свете не бывает, это мое мнение. Кто-нибудь хочет его опровергнуть? Словом, я тщательно раскинул здесь свою сеть и стал ждать. Что-то мне подсказывало: ожидание будет не напрасным.
– Флоримон, перестань немедленно!
– голос Антуана де Барраса был ещё достаточно силен, но болезнь, увы, не давала ему подняться.
– Милый папа, тебе стыдно за меня? Что подумает мадемуазель! И ты, и все наши предки были озабочены прежде всего тем, как они выглядят в глазах других, а не тем, что они представляют собой на самом деле. А я, как видишь, этим недостатком не обременен - что есть, то есть. Говорят, дежансонцы бояться меня, хотя никому из них я ничего плохого не сделал. Но земля слухом полнится... Ты покажешь мне, где прячешь свое огромное богатство? Меня прямо-таки заинтриговало твое выражение - огромное!