Пленница судьбы
Шрифт:
— Что? Простите, Валериан, я задумалась и не расслышала.
— Вы видели Каландру? — повторил герцог.
— Нет. Я провела все утро в постели, а днем читала в вашей библиотеке, — пробормотала Аврора, отводя от него глаза.
— Как вы нашли библиотеку? Неплохая?
— Неплохая?! Да я в жизни ничего подобного не видела! — восторженно воскликнула девушка. — Но, надеюсь, вы не рассердитесь, что я без спроса вторглась туда, Валериан?
— Вовсе нет. А что вы читали?
Темно-синие глаза не отрывались от лица девушки словно умоляя ее поднять голову, но Аврора лишь гуще краснела.
— Я наткнулась на историю семейства Хоксуорт. Крайне занимательно, — выдохнула она и, все еще чувствуя на себе его взгляд, обратилась к брату:
— Ты обязательно должен посмотреть библиотеку, Джордж. Там несколько полок с книгами по греческой истории, а я знаю, как ты ей увлекался.
— О да, я с удовольствием провел бы там какое-то время! — разволновался Джордж.
— Почему бы вам не отвести Джорджа в библиотеку после ужина? — предложил Валериан. — А я должен проведать Каландру. — Поднявшись из-за стола, он вежливо поклонился. — Желаю вам обоим доброй ночи.
Оставив брата и сестру, Валериан немедленно поднялся наверх, но, вместо того чтобы постучаться к жене, вошел к себе. Там уже ждал верный Браун, который помог герцогу умыться и раздеться. Отказавшись от ночной рубашки, предложенной камердинером, он накинул тяжелый шелковый халат и отпустил слугу. Браун невозмутимо удалился, прекрасно понимая, что сейчас произойдет, и зная также, что не осмелится ни словом обмолвиться об этом остальным слугам. Пусть женщины сплетничают, он нем, как рыба.
Открыв смежную с покоями жены дверь, герцог вошел в комнату. Каландра сидела у туалетного столика. Салли расчесывала длинные волосы хозяйки. Валериан подошел ближе и взял серебряную щетку из рук горничной — Можете идти, Салли, — обронил он. — Вы сегодня больше не понадобитесь. Молл, вы тоже свободны.
Герцог принялся приглаживать густые пряди Каландры.
— Сколько раз ты проводишь щеткой по волосам? — осведомился он.
— Двести, — коротко бросила Калли. Валериан стал считать вслух, полный решимости не ссориться с женой. Возможно, теперь, когда они наконец вернулись домой, Каландра поймет, что он не намерен больше сносить ее капризы, и добровольно отдастся мужу. И согласится родить ребенка…
— Двести, — объявил он, откладывая щетку, и, повернув жену лицом к себе, наклонился, чтобы поцеловать.
Но та с выражением крайнего отвращения поспешно отстранилась.
— О Валериан, опять? Ну что вам надо? — холодно произнесла она.
— Ты моя жена, — спокойно ответил герцог.
— И это дает тебе право донимать меня своими животными страстями? — взвизгнула Калли. — Какая несправедливость!
«Да что это с ней?»— удивился Валериан. Он никогда не был груб или жесток с Калли, особенно в тех редких случаях, когда приходил в ее комнату.
Герцог перевел дыхание, стараясь успокоиться.
— Почему ты избегаешь близости со мной, Каландра? — спросил он. — Находишь меня непривлекательным? Скажи, чем я могу угодить тебе, дорогая?
— Если ты действительно хочешь этого, Валериан, оставь меня в покое и позволь вернуться в Лондон.
Вспышка внезапной ревности почти ослепила его. И дело не в том, что он любил эту пустую, тщеславную женщину, ставшую его женой! На карту поставлена гордость и честь Хоксуортов.
Сжав руки Каландры, Валериан рассерженно выпалил:
— Это Тратерн? Ты увлечена им? Он твой любовник? Запомни, Каландра, больше ты не станешь изменять мне, пока не родишь наследника. Только тогда я разрешу тебе уехать, а до тех пор будешь сидеть здесь!
— Тратерн? — искренне поразилась Калли, но тут же рассмеялась. — Да, он, пожалуй, красив, но у меня нет любовников. Ты единственный, кто истинно познал меня, в библейском смысле, конечно. Просто я терпеть этого не могу! Ненавижу, когда ты втискиваешь свой… придаток в мое тело, пыхтишь и стонешь при этом, пока не изольешься отвратительно липкой жидкостью. Не принуждай ты меня снова и снова, я была бы самой счастливой женщиной на свете! Но ты явился вновь, значит, все начинается сначала!
— Ты ненавидишь только меня или всех мужчин? — ошеломленно выдавил Валериан.
— Всех, — откровенно призналась Каландра. — Не выношу этого, я уже говорила тебе! Чувствовать себя раздавленной чьим-то телом — как противно! Да еще этот запах… Меня просто тошнит! И мне омерзителен весь этот процесс! Так неделикатно! Не желаю больше видеть тебя в своей постели! А попытаешься меня заставить — стану кричать, пока не подниму на ноги весь дом! Ну а теперь, когда я достаточно ясно все объяснила, может быть, наконец уйдешь?
Господи, ему срочно надо выпить что-нибудь покрепче, но для этого придется уйти к себе, а он не привык отступать!
Изо всех сил стараясь не терять самообладания, Валериан невозмутимо осведомился:
— Когда ты поняла, что тебе нестерпима мысль о мужчине в твоей постели, Каландра? Ведь твоя мать наверняка говорила, что супруги соединяются, желая произвести на свет детей.
— С того момента, когда ты впервые коснулся меня, — поспешно ответила она. Слишком поспешно.
— Нет, — покачал головой герцог, — ты лжешь. — Он крепче стиснул ее запястье. — Говори правду. Каландра!
— Я была девственна, когда мы поженились! Невинна! — прорыдала она.
— Знаю, — чуть спокойнее заметил Валериан. — Скажи мне!
— Когда мне было лет восемь, к нам на остров зачастил один плантатор с Барбадоса. Он постоянно ездил по делам на Ямайку и по пути останавливался у нас. Привозил маме известия о родных и друзьях. И хотя она не ладила с семьей, все же интересовалась жизнью когда-то близких ей людей. Этот плантатор был настоящим гигантом и почему-то из всех детей отдавал предпочтение мне — сажал к себе на колени, щипал за щечки, твердил, что я самая красивая малышка в мире. Я стала замечать, что он старается остаться со мной наедине. Лез под платьице, касался тех мест, до которых я сама боялась дотронуться. Мне это не нравилось, но он всегда отвлекал меня, подкупал конфетами и сладостями и повторял, что это наш маленький секрет. Как-то он поставил меня перед собой, достал из панталон свой , и велел мне подержать его. В этот момент вошла Марта. Она спасла меня от негодяя и велела ему немедленно убираться, угрожая рассказать всем о его мерзостях. Потом она увела меня и устроила настоящий допрос: хотела знать, что он сделал со мной. А потом запретила говорить об этом, объяснив, что иначе меня посчитают испорченным товаром и распутницей и ни один порядочный молодой человек не захочет на мне жениться. — Каландра горько рассмеялась. — К тому времени я уже знала, что не смогу вынести мужских объятий.