Пленница

Ярош Татьяна

— Дар, послушай, — Ил облокотился о столешницу и внимательно посмотрел на меня. — Тебе совсем не обязательно соглашаться на условия Тэя.

— Я знаю, — ответила я.

Парень тяжело выдохнул.

— Тогда почему согласилась?

Настроение музыки почему-то заразило и теперь стало горько.

— Думаешь, я делаю это, потому что потеряла стремление к свободе? — я посмотрела в глаза Илу. — Или что тороплюсь заиметь нового покровителя?

Парень пожал плечами.

— Нет, Ил. Я реально оцениваю свои силы и нынешнее

положение. Тэй тоже маг и очень сильный. Он поможет спрятаться, а когда буря пройдет я смогу жить нормальной жизнью.

— И ты веришь, что он, — парень кивнул в сторону выхода из бункера, — тебя отпустит?

— Не льсти мне, Ил. Я ровно через месяц, может, два, ему надоем. И то даже два это много.

Я здесь, я пленница истории.

Кто-нибудь может мне помочь?

По спине от слов песни побежали мурашки. Неожиданно захотелось встать и выключить песню.

— Но Вихо же ты не надоела?

Я устало выдохнула и потерла лоб.

— С ним другая ситуация. Там условия выплаты долга заключались в том, чтобы я должна была провести у него три года в рабстве.

Музыкальный автомат щелкнул и, почему-то снова стал проигрывать ту же песню.

— В смысле условием выплаты долга?

Я вкратце описала Илу о том, что произошло три года назад. Как мой брат задолжал деньги, как, появившись в «нужный» момент дома, попала в рабство. Не стала говорить ему, как на меня повесили ошейник. Лишь общими фразами объяснила, как стала рабыней.

Когда мой рассказ дошел до события, что произошел четыре месяца назад, я замолчала.

Я кричу и теряю самообладание,

Я всего боюсь...1

Я поджала губы, встала и выключила музыкальный аппарат. И осталась стоять, смотря на него взглядом полным горечи.

Четыре месяца я не вспоминала о брате. Просто не хотела. Мысли о нем приносили с собой душевную боль, которую очень трудно успокоить.

— То есть Вихо потребовал тебя, как задаток для выплаты долга?

Я кивнула.

— Ты сама согласилась надеть ошейник?

Меня его вопросы начинали нервировать. Особенно уточнение, потому что я ему это уже говорила.

— Да.

— По закону, — задумчиво протянул Ил, — он не имел права этого делать.

Я замерла и повернулась в сторону парня, который смотрел на меня задумчивым взглядом и чесал за ухом Лиму.

— Что?

— Не стану вдаваться в подробности, но скажу одно — вас с братом обвели вокруг пальца. Он не мог требовать тебя, как задаток на выплату долга, — парень пожал плечами, — ну, только если твой брат сам тебя ему не отдал, как опекун. Но тоже вяжется. В этом случае, брат бы полностью погасил долг. Хотя, если он был Очень большой, то в принципе мог оставить, как задаток.

С открытым от удивления ртом я смотрела на Ила и никак не могла заставить свою голову работать. Каша из мыслей и эмоций делала меня похожую на человека не самого большого ума.

— Подожди, — я схватила себя за виски и вернулась к своему месту, — то есть, как не мог?

— Ну, смотри, есть рабство долговое, с рождения, оплачиваемое, рабочее и добровольное.

— Ну?

— Твое было добровольным.

Я принялась нервно переводить взгляд со столешницы на стены.

— И если бы ты отказалась, — продолжил Ил, — то Вихо не имел бы права требовать тебя. Только если бы брат сам не отдал, как опекун, или через суд.

Перед глазами потемнело.

Я облизала пересохшие губы и сказала:

— Но он говорил, что убьет Рэна, если я не поеду с ним.

Парень посмотрел на меня сочувствующим взглядом.

— Вихо не убивает своих должников. Он убивает только его родных и близких. Зачем ему убивать того, кто должен вернуть долг?

Виски заломило. Я, пытаясь справиться с первыми признаками нарастающей истерики, пошла в сторону дверей, что шли в мою спальню.

— Мне… надо подумать… немного. Хороших снов, Ил.

— Хороших снов, — в голосе парня я услышала волнение и грусть.

Похоже, я не одна переживала за свою жизнь.

Когда я закрывала в дверь, в самый последний момент в щель успела проскочить Лима. Я была не против. Щенок был для меня самым большим счастьем. Даже Ил так не мог ее заменить, как бы не старался.

Закрываться на замок я не стала. Кто сюда будет ломиться? Не Тэй же, в конце концов. Но подумав несколько секунд и вспомнив свой сон, все-таки решила закрыться. А потом уперлась спиной в стену и медленно сползла по ней вниз.

Желание разрыдаться и закричать пришло неожиданно. Хотелось бить кулаками о пол и рвать простыни от бессилия. Но я лишь прикусила губу и постаралась подавить в себе эти порывы. Меня затрясло от немых рыданий, а глаза начало жечь от слез. Из горла вырвался звук, похожий одновременно на хрип и скулеж. Лима подошла ко мне и прижалась ноге. Мокрый нос принялся поддевать мою ладонь в попытках успокоить.

Шли минуты. Постепенно рыдания начали сходить на нет. Стало капельку лучше, но в душе, словно взбаламутили воду и теперь неприятный и горький осадок отравлял и убивал.

— За что он меня так ненавидит? — спросила я Лиму, когда, наконец, смогла заговорить.

Щенок громко выдохнул.

— Почему он такой злой? Я ведь ничего плохого ему не сделала.

Перед глазами все поплыло.

— Как можно так всех вокруг ненавидеть, Лим? Я ведь делала все, чтобы он оставался доволен. Не хотела, но делала.

Щенок тихо заскулил и принялся тихонько облизывать руку.

— Он не был жестоким со мной, — из меня полились откровения, словно из рога изобилия. — Не бил, не мучал, не резал. Да, иногда он был грубым. Предпочитал жесткий секс, но на этом все заканчивалось.